– Так, значит, ты уже все продумал? – спросил Шакал с насмешкой.
– Эта история началась еще до того, как мы с тобой родились, мой друг. На Востоке давно хотели сделать марионетку из Гиспарты, используя тайный совет. Что же до меня, то пришлось внести некоторые коррективы. И некоторые из них достойны сожаления.
– Как, например, украсть голос Ублажки? – прорычал Мелочник. – Что-то с трудом представляется, как горюешь по этому поводу.
– Горюю? Нет, – признался Штукарь. – Но когда тот, кем я восхищался, стал изгоем, я вовсе не испытал удовольствия. – Чародей серьезно посмотрел на Шакала. – Мне не понадобилось много времени, чтобы увидеть, что ты встанешь против меня, мой друг. Ты питаешь такую сильную любовь к этой земле, и ты так дерзок в своей напрасной борьбе против власти. Я надеялся сделать тебя своим союзником. И до сих пор этого желаю, ибо ты силен, однако эта надежда тщетна. Поищи сильного союзника – найдешь самого ужасного будущего врага. Достаточно просто оглядеться вокруг – и мы увидим, что я оказался прав. Вот ты, с Серыми ублюдками за спиной, которые жаждут бросить вызов тому, чьи приказы выполняли еще мгновения назад. А еще они жаждут бросить вызов мне, хотя это совершенно безнадежно.
– Чародеев можно убить, – заявил Шакал. – Я уже убивал.
– Не путай меня с беззубым, дважды безумным болтуном, который жил со своими паразитами в зловонной башне, – предостерег Штукарь, однако тон его звучал необыкновенно ласково.
Шакал фыркнул.
– Почему? Потому что ты умеешь делать то, чего не мог чародей из Гиспарты? Создавать чуму, которая поражает только орков, но не людей?
– Люди тоже заболеют, – ответил Штукарь ровным голосом. – Меньшим числом, к счастью, но все же некоторые умрут.
– Выжившие возненавидят тебя, – воскликнула Блажка.
– Выжившие будут его бояться, – пробормотал Ваятель. – И будут целовать ему ноги, лишь бы он не выпустил ее снова.
Овес свернул глазами на него и на Штукаря.
– Если вы двое считаете, что я буду участвовать в этом, то у вас жидкое дерьмо вместо мозгов.
– Тебе придется, сынок, – ответил Ваятель. В его голосе было благоразумие и, как заметил Шакал, чувство вины. Блажка, должно быть, тоже это услышала, и беспокойно замялась.
– С чего бы это? – спросила она резко.
Ваятель не ответил.
– Штукарь? – Шакал вскинул голову к помосту.
Чародей легко взмахнул руками, как бы извиняясь.
– Мы, полукровки, редко знаем материнскую любовь. Для многих из нас наибольшее проявление милосердия – это если нас не убьют при рождении. Но такая любовь на протяжении всей жизни, от настоящей матери? Это редкое благословение. В самом деле, Овес, ты счастливчик.