Овес не сразу понял, что слышит, и на его лице отразилось недоумение.

– Чтоб тебя, Штукарь, – прорычал Шакал.

Яд в его голосе прожег замешательство Овса.

– Берил? – проговорил он сначала слабо, а потом закипел от ярости. – Моя мать? Моя мать, на хрен! Что ты сделал?!

– Она в безопасности, – заметил Штукарь. – За ней присматривает капитан Игнасио, ждущий вести о том, что ты занял место вождя.

Шакал затрясся от ярости. Конечно. Никто другой не согласился бы причинить ей вред, даже по приказу Ваятеля. Все посвященные, все сопляки, все койкогрелки любили Берил. Черт, да она сама воспитала большинство из них.

Бросив арбалет, Овес ринулся на Ваятеля.

– ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ?

Вверху на помосте Штукарь с алчным видом наклонился вперед. Слишком поздно Шакал разглядел западню.

– Овес, не надо!

Трикрат, никого не слыша, схватил Ваятеля, схватил огромными руками шею старого полукровки. Едва соприкоснувшись, они оба застыли, из разинутых ртов вырвались крики. Ублюдки встревоженно заматерились и отпрянули, когда из-под повязок Ваятеля хлынули мерзкие миазмы. Видимое зловоние источало живое бурлящее облако бледно-бурого цвета, обрамленное болезненно-желтым светом и испещренное гнилостно-зелеными прожилками. Покинув хозяина, чумное облако обняло Овса: его завитки ласкали и обвивали его конечности и шею, испарения заползали в рот и ноздри. Удушающие звуки забулькали в исходящем рвотными позывами горле трикрата, а его тело забилось в яростных конвульсиях, пока руки продолжали душить Ваятеля.

Шакал глянул на Штукаря и увидел, что чародей стоял как вкопанный, закатив глаза и бесшумно шевеля губами.

– Взять его! – крикнул Шакал, поднимая арбалет.

Ублюдки тотчас ответили шестью щелчками тренчал. Стрелы устремились в чародея – каждая летела на поражение, но ни одна не достигла цели, превратившись в дорожку дыма в последний момент перед тем, как пронзить плоть. Они прошли сквозь нее, не нанеся вреда, а потом вновь отвердели, чтобы расколоться о дымоход позади.

– Черт! – ругнулся Хорек с гневом и страхом.

– Нам нужно что-то сделать, Шак! – крикнула Блажка, глядя то на него, то на Овса. Трикрат уже почти скрылся в ядовитом облаке, его затравленные крики звенели по всей комнате. Ваятель, казалось, испытывал равные мучения, хотя клубящаяся мгла его почти не затрагивала.

Мелочник перезарядил арбалет и, нахмурившись в беспримесном отвращении, подступил к своему бывшему вождю, не обращая внимания на облако.

– Пора покончить с этим псом, – произнес старый хиляк, целясь Ваятелю в висок.

Штукарь гневно завопил, и прежде чем Мелочник успел спустить крючок, чума резко отстранилась от Овса. Колдовские щупальца обвились вокруг горла квартирмейстера и подняли его в воздух. На искаженном от удушья лице Мелочника возникали и лопались гнойники, по высунутому языку хлынул поток желчи. Кожа почернела и, расплавившись, отвалилась от трясущегося тела. Затем облако отпустило Мелочника – так же быстро, как его окутало, – и труп влажной тушей упал на пол.