Она молчала.

Я не двигался.

Наконец раздались слова. Ее. Не мои.

– В чем дело, солдат? – спросила она. – Так и будешь стоять в сапогах? – Она опустила руку, начала играть с собой. – Я не против.

– Ты – он. – Я сжал кулаки. – Ты СОП.

– Что? – Она нахмурилась, но не смутилась.

– Не ври! – рявкнул я. – У тебя за ухом имплантат. – Я показал на себе, где именно. – Не оправдывайся.

Ее рука остановилась. Тело как будто онемело. Внутри широко раскрытых темных глаз что-то мелькнуло. Тонкая синяя радужка расширилась, зрачки сузились, как будто она отходила от действия наркотиков. Она уселась, сложив руки и широко, по-мужски, расставив ноги. Сущность в ее глазах улыбнулась мне, рот открылся.

– Странный вы человек, – сказал мне голос, который был пародией на голос Найи.

– Кто бы говорил!

Я укутался гневом, как плащом, отчаянно цепляясь за его складки, чтобы отбиться от ощущения, что меня изнасиловали. Найя – Кхарн – осклабилась. Она встала и, постучав по золотой сережке, вернула голографическую рубашку, в которой впервые мне показалась. Не знаю, как я мог принять голограмму за настоящую ткань. Она мерцала, колыхалась на несуществующем ветру. Найя обошла стол, повернувшись ко мне спиной. Сквозь голограмму просвечивали изгибы ее фигуры.

– Зачем все это? – спросил я.

Ответом мне было характерное молчание Кхарна. Я вдруг вспомнил про меч из высшей материи, по-прежнему лежавший на столе. Наложница преграждала мне путь к нему, а я стоял как дурак в распоясанной тунике.

– Вам пришлась не по вкусу наша Найя? – сказал Кхарн и погладил ее бок, оборачиваясь. Жест казался неприличным, как будто рука была чужой… впрочем, так оно, по сути, и было.

– Убирайтесь.

– Разве она не похожа на ту вашу подружку?

– Убирайтесь! – перешел я на крик.

Кхарн ухмыльнулся:

– Вижу, вам она небезразлична.

Валка. Он говорил о Валке. Ощущение, что меня насилуют, росло. Теперь насиловали не только меня.