Так, значит, Чолан знал, что Чахан здесь. Более того, он пропустил его к Рин, не предупредив ее.

Вот говнюк.

– Я слежу за тобой с Арабака, – объяснил Чахан. – Кстати, извини за то, что появился так внезапно. Мне не хотелось оповещать о своем прибытии.

– И как тебе удалось убедить Чолана пропустить тебя в лагерь?

– Наши кланы имеют тесные связи с пограничными провинциями. Во времена Красного императора Синегард отправлял худших выпускников сюда, чтобы убивали наших.

– Но получилось совсем по-другому, надо полагать.

– Когда ты один на линии фронта и ведешь войну с людьми, которые ее не затевали, совсем не хочется выполнять такие приказы, – сказал Чахан. – Мы уже давно установили торговые отношения. Нам нравятся солдаты из провинции Собака. Мы прочертили на песке незримые границы и договорились их не пересекать, пока никанцы не лезут на нашу территорию. До сих пор все получалось.

Пока они шли дальше, Рин поглядывала на Чахана, удивляясь, насколько он изменился. Стал крепче. Раньше он был похож на ожившее привидение, невесомыми шагами передвигающееся по земле, словно свет, проходящий сквозь воздух, как будто он не принадлежит этому миру. Но теперь он, похоже, оставлял после себя отпечатки ног.

– Почему ты на меня так смотришь? – спросил он.

– Просто любопытно, – призналась Рин. – Ты изменился.

– Я и чувствую себя другим. Теперь, когда я покидаю материальный мир, больше никто меня не держит. Пришлось стать собственным якорем. Это совсем иное.

Рин не стала спрашивать, скучает ли он по Каре, каково жить без нее. Она не гадала, насколько это жуткая боль, как раздирает душу эта потеря. Она знала.

И тут ее осенило:

– Так, значит, ты…

– Нет. Я умираю, – откровенно признался он. Чахана как будто это не беспокоило, он произнес это как ни в чем не бывало, словно сообщал, что на следующей неделе собирается сходить на базар. – С каждым разом становится все труднее добраться до богов. Я уже не могу забраться так же далеко и оставаться там так же долго, как прежде. Не могу сказать, что мне не хочется оттуда возвращаться. Но я не могу и оставаться в этом мире, чудовищно твердом.

Он с презрением обвел жестом степь.

– Я просто не могу остановиться. И однажды зайду слишком далеко. И не вернусь.

– Чахан. – Рин остановилась. Она не знала, что сказать. – Я…

– Меня это не особо беспокоит, – сказал он, явно искренне. – И мне хотелось бы поговорить о другом.

Рин сменила тему: