Она подозревала, что Ханелай – ее родня. Давно подозревала. А теперь, глядя ей в лицо, поняла это со всей определенностью. И знала, в каком именно родстве они состоят, но не осмеливалась произнести вслух это слово.
Однако если Ханелай и признала ее, то не подала вида.
– Это ты путешествуешь с Цзяном Цзыей? – спросила она.
– Да, – ответила Рин. – А ты…
Ханелай оскалилась. Ее глаза покраснели. Пламя вспыхнуло, словно в замедленном взрыве, смертоносные оранжевые лепестки потянулись к Рин.
– Не бойся, – быстро сказал Чахан. – Мертвые не могут причинить вреда. Ее огонь ненастоящий, лишь игра воображения.
Он был прав. Ханелай кипела гневом и выкрикивала неразборчивые ругательства, из каждой части ее тела выплескивался огонь. Но он так и не приблизился к Рин. Пламя не обжигало, как бы ни буйствовало, и сумеречное пространство не изменилось.
И все же зрелище вселяло ужас. Рин пришлось собрать волю в кулак, чтобы не отпрыгнуть.
– Что это с ней?
– Она мертва. И уже очень давно. А когда души не возвращаются обратно в пустоту, им нужны связующие нити, их держит неугасающая ненависть. Она больше не человек. Она – воплощение ярости.
– Но я же видела Теарцу. Она не…
– Теарцу можно было контролировать, – объяснил Чахан. – Ее гнев был умеренным – из-за обстоятельств ее смерти. Ханелай – другое дело.
Рин всмотрелась в Ханелай. Теперь пульсирующие языки пламени и перекошенное от ярости лицо уже не казались столь пугающими. Скорее, вызывали жалость.
Сколько времени Ханелай купается в собственной ярости?
– Тебе нечего бояться, – сказал Чахан. – Она хочет с тобой поговорить, просто пока тебя не знает. Если ты с ней заговоришь, она ответит. Давай.
Рин знала, о чем хочет спросить.
Это был ее шанс наконец-то узнать правду, тайну, которая так долго стояла между ней, Цзяном и Дацзы. Рин не хотелось знать, она боялась узнать правду. Все равно что вонзать нож в рану, чтобы извлечь из нее яд, – боль была сокрушительная. Но даже если эта тайна погребет ее под собой, Рин должна была ее услышать. Она не могла забраться на гору Тяньшань с завязанными глазами.
Она посмотрела в искаженное яростью лицо Ханелай.
– Что он с тобой сделал? – спросила она.
Ханелай взвыла.