– У тебя не останется голоса, Анасуримбор, к тому моменту, когда ты наконец упокоишься в Плачущей горе.

Меркли глазки, превращаясь в огарки в ледяном сиянии Холола, который Ойнарал выставил перед собой. Они спускались в Хтоник, потаенное сердце Плачущей горы. Они проходили мимо крупных жил кварца, и меч освещал ряды прозрачных изваяний, видений, потрясавших юношу, но одновременно и пугавших его. Вся империя нелюдей представляла собой не что иное, как время, – века, сложенные стопкой в тумане. Но что могут дать украшенные изображениями стены такого, что не в состоянии увидеть взгляд?

Нелюди врезали свои души в стены этого подземелья, но зачем? Они перекроили Гору по своему подобию, но зачем? Они решили, что можно передать дух материей, плотным камнем, но зачем? И чем глубже уводил Сорвила Ойнарал Последний Сын, тем ярче разворачивавшийся на стенах спектакль повествовал о трагическом тщеславии нелюдей.

Если человеческая часть Сорвила была потрясена, то нечеловеческая ощущала ужас и смятение, которые вызывала сама мысль о том, что братья его превратились в горьких нищих, живущих скудеющим запасом воспоминаний. Это была кара ослепленных душ, погрузившихся в оправдание страдания, в доказательство гонений, обрушившихся на них за брошенный судьбе вызов. Они были осуждены безрассудством, своим и только своим, и потому совершили самый человечный из присущих человечеству грехов.

Возложили свою вину на Небо.

Сорвилу нужно было лишь прислушаться к мраку, чтобы узнать цену этого безрассудства. Ибо там, где некогда с песней на устах трудились нелюди, теперь из тьмы доносились их безумные стенания. Ойнарал сказал ему правду: песня давным-давно бежала из подземных покоев. Только пэаны да панихиды звучали теперь в недрах Горы.

Прежде эти уровни населяли тысячи душ, здесь жила основная масса ишроев. Располагавшийся под Висячими Цитаделями, но простиравшийся на куда бо́льшие пространства и глубины, Хтоник был жилищем Связанных Договором, тех, кого произвели на свет в Родах Присягнувших, и негласным, но подлинным сердцем Иштеребинта. Толпы расхаживали под глазками его, толпы теснились на перекрестках Малых Ущелий. Сорвил помнил постоянный шум, подобный дождю, не перестук капель воды, конечно, но шум мастерских, проникавший сквозь изукрашенные изображениями стены, приглушенный ими настолько, что ушей достигали лишь тени звуков.

Однако от былого великолепия остались только темные и заброшенные коридоры, со всеми поворотами, стенами, украшенными бессмысленным шествием миниатюрных фигур, и полы, усыпанные мусором, скрывавшим в себе кости. Свет иссяк – Ойнарал старательно избегал тех коридоров, где еще мерцали отдельные глазки. Не стало усердной деятельности. Исчез шум всеочищающего дождя, от которого и получила свое имя Плачущая гора.