– Ты должен что-нибудь сделать!

– Старейшие опекают меня, – сказал Ойранал, – и даже возвышают в знак всей той борьбы, от которой меня освободили. Они считают, что в моем лице хоть какой-то оставшийся от них уголек будет и далее тлеть в черноте. Но при всех своих дурацких восхвалениях они, как и прежде, презирают меня. В этом и есть горькая ирония моего проклятья, сын Харвила. Я – величайший позор в своем роду, писец-отшельник, затесавшийся среди отважных героев, и лишь я один помню разницу между честью и порчей.

Ишрой покрутил головой, словно названные факты застряли у него в горле.

– Лишь я один помню, что такое позор!

Сорвила удивляло, насколько жизнь в этом подземелье напоминает его собственную. Люди вечно украшали свои слова еще бо́льшим количеством слов, утверждая, что делают так ради сочувствия, красоты или по трезвому размышлению, когда, по сути дела, их интересовал только статус говорящего. И если что-то делало нелюдей «ложными», решил он, так это их благородство, их единение, их упорное нежелание противоречить заветам отцов.

И высшее их презрение к предметам удобным.

– И поэтому ты нуждаешься во мне, чтобы низложить Нин’килджираса? – спросил юный король-верующий. – Из-за ханжества старейших?

Ойнарал смотрел вперед, мраморный профиль его оставался невозмутимым.

– Да.

– Но если никто не считается с твоим словом, что может значить слово человека?

– Мне нужны от тебя не слова, сын Харвила.

– Так зачем же тогда я тебе нужен?

Не глядя на него, сику указал на широкую лестницу, уходившую справа от них в живой камень и тьму, – Внутреннюю лестницу, понял Сорвил. Освещено было лишь ее начало, но далее все тонуло во тьме.

– Чтобы выжить, – ответил Ойнарал.

– Не понимаю, – проговорил Сорвил, спускаясь во мрак.

Удивительный бестиарий, украшавший стены оставшихся наверху коридоров, уступил место теснящимся друг к другу историческим сценкам. Но если знаменательные панно ранее выступали из стены на целый локоть и повсюду сохраняли параллельность полу, здесь они торчали под углом, терзая потолок сценами славы и эпической борьбы.

– Ты соединен с Богом.

Сорвил едва сумел ощутить, что хмурится.

– Боюсь, что судьба ведет меня в ином направлении, Ойнарал.

– У судьбы нет направления, сын Харвила. Время и место твоей смерти назначено заранее и не зависит от того, где и когда ты пребываешь.