Сорвил попытался хоть что-то увидеть, но все, что он мог разглядеть, теперь ограничивалось пятном от свечения его ложного лица, призрачной лужицей поверхности, в которой проступали хоть какие-то детали.

Тьму пронзило рыдание, грубое, хриплое, пропитанное слизью, столь близко, что юноша отступил на шаг.

– Мой сын-н-н! – вырвалось из огромных легких.

Глазок на клети поблескивал, как и прежде, и в какое-то безумное мгновение Сорвилу показалось, что вся полнота бытия вырисовывается на черноте, словно лучи на дымном пологе. А потом он оказался нигде, подвешенный в какой-то безбрежной пустоте.

Весь мир съежился до пятнышка, освещенного его проклятым лицом.

Тишина бушевала, как буря, способная пронзить недра земли.

Юноша осознал, что поворачивается на месте, стараясь не забыть направление на клеть. Спустя один-единственный удар сердца он понял, что полностью потерялся. Перспектива навсегда остаться внизу, застрять в Священной Бездне, волной паники обрушилась на него. Он пал на колени, разыскивая следы в свете своего таинственного шлема, однако песок был слишком утоптан, свиные кости слишком многочисленны.

Титанический вой заставил его на четвереньках отползти подальше.

– Aйа-а-а-а!

Сорвил понял, что безнадежно пропал. Он находился в таком месте, куда Мать Рождения проникнуть не могла. Ибо именно за этим Имиморул укрыл своих детей в недрах гор: чтобы спрятать их от взора Богов!

Земля сотрясалась во тьме – под могучими ударами вокруг подскакивали камни. На карачках Сорвил повернулся спиной к этому вою, повернулся, чтобы встать и бежать. Он потерялся…

Он потерялся!

Препятствие возникло на его пути, словно огромная черная черепаха, столкновение с которой болью отозвалось в лодыжках и бедрах – оружие и доспех Ойрунаса. Соударение повалило Сорвила на кости и гальку.

Снова раздался вой.

– Я… я убил его, Брат… убил собственного сына!

Тьма рычала за спиной, гудела намеками на неотступную, неотвратимую, злосчастную судьбу. Свет Амиоласа, понял Сорвил, пробираясь по неровному песку, чтобы найти убежище за пустым, огромным шлемом нелюдского героя. Свет Амиоласа выдаст его! Призрачное лицо Иммириккаса было единственным видимым предметом на всем побережье! Во всей этой бездне можно разглядеть только его одного – старательно и лихорадочно мечущегося из стороны в сторону!

Сорвил скрючился за шлемом, и взгляд его сам собой опустился к блеснувшему под слоем пыли пятнышку. Вопреки собственному желанию Сорвил протер его рукавом и увидел свое отражение, призрачный лик, взиравший на него из сверкающего окошка Амиоласа. И, ошарашенный, уставился на него.