Консульт. Какую уловку они теперь надеялись изобрести? Какую хитрость или обман?
Стремление разделить радость охватило Саубона, и он обернулся к своей дружине. Его копьеносец Богуяр из племени холька беззвучно ревел на остальных, лицо его алело ужасающим цветом Приступа. Отряд разбрелся по Риборралу, люди переглядывались между собой или возбужденно всматривались в своего господина и пророка, который стоял на вершине башни, созданной из кувыркающихся в небе руин. И только Саубонов костлявый щитоносец Юстер Скраул выбивался из этого правила. Как всегда, чудной, он стоял, развернувшись всем телом к торчавшему над северной стеной призраку Ингола, – и лишь голову повернул в сторону извергающегося шлейфа из земли и обломков. Однако и поза, и взгляд его выдавали душу откровенно пораженную, но не тем, что он видел и на чем должен был бы сосредоточиться его взор, а неким незримым, но сокрушительным итогом.
Побагровевший холька, кривясь и потрясая огромными кулаками, стоял перед возносящимся потоком, плечи его были широки настолько же, насколько Гванве вышла ростом. Он орал, лицо его смяла гримаса свирепого помешательства.
Тревога пронзила Саубона, словно арбалетный болт. Неистовая радость и благоговение отступили. Просто для того чтобы как-то повлиять на происходящее, он крепко хлопнул ладонью по плечу Богуяра – не столько чтобы унять гиганта, сколько чтобы получить хоть какое-то время на раздумье. Краснобородый холька яростно обернулся, роняя слюну. На мгновение он замер, громадный и ужасающий, глаза распахнуты слишком широко, чтобы увидеть что-либо, кроме убийства.
Услышать же можно было одну лишь Орду.
– Возьми себя в руки! – проревел Саубон своему копьеносцу и тут же рухнул на спину. Обезумевший холька навис над ним, воздев свою огромную секиру. С неким недоумением Саубон понял, что сейчас умрет.
Краем глаза он увидел вспышку сверкающего света откуда-то снизу.
А затем башраги обрушились на них.
Богуяр перепрыгнул через растянувшегося Саубона, бросился навстречу атаке ублюдочных тварей и тем самым спас его, вместо того чтобы убить. Взмахнув секирой, словно легким копьецом, холька использовал силу своего прыжка, и лезвие его оружия, щелкнув как ударившая по железу плеть, практически перерубило шею одного из чудищ, оставив его голову болтаться на коже и нескольких сухожилиях. Но твари уже проникли в ряды людей. Волосы их торчали косматыми клочьями. Неуклюжие тела пошатывались, искаженные и в великом, и в малом. Зловонное дыхание разило гниющей рыбой и фекалиями. С трудом поднявшись на ноги, Саубон увидел, как Мепиро подныривает под сокрушительный удар дубины. Экзальт-генерал, обнажив свой широкий меч, отпрянул в сторону, с ужасом глядя на яростный натиск исходящей гноем, неуклюже шатающейся, вздымающейся волнами мерзости, на взмахи грубо сделанных топоров и молотов, на источающие слюну рты каждого из вросших в их щеки безжизненных лиц. Он увидел Богуяра – безумным алым вихрем тот отражал сыплющиеся на него удары тошнотворных конечностей. Увидел Гванве – статую, выточенную из сверхъестественно-белой соли, и понял, что создания несут хоры. Увидел завесу всесокрушающего ливня из каменных глыб, падающих на мерзких тварей, пока те, дергаясь и шатаясь, спешили к Риборралу. Еще одна гнусная погань вырвалась из сутолоки боя и воздвиглась над Саубоном, воздев свою дубину на высоту его удвоенного роста; из-под доспехов, сделанных из железных пластин, доносилось воистину бычье пыхтение. На открытых участках кожи виднелись изъязвленные наросты плоти и испревшая, засаленная шерсть. Движения твари, странно старческие, выдавали всю непристойную порочность ее телосложения. Саубон танцующим пируэтом ушел от взмаха дубины и полоснул чудовище по верхней конечности – такой удар, безо всяких сомнений, отрубил бы человеческую руку…