И чудовище, взмахнув крыльями, наконец осмелилось спуститься пониже.
– Пришли новые дни, Чигра…
Он скользил вдоль поверхности земли, и в шранчьих толпах поднялась буря восторга. Полет инхороя оставлял за собой кишащий след, который выглядел так же непотребно, как выплеснувшееся на грязную простыню семя.
– …и стали намного короче.
И генерал полчища, коснувшись крыльями ветра, резко развернулся и направился на северо-запад, словно следуя изгибу огромного незримого колеса. Штандарты кланов дергались и вздымались над океанами искаженных разочарованием бледных лиц.
– Ауранг! – возопил Саккарис вслед. Муки из Снов теперь терзали его наяву.
Мерзкие толпы издевательски улюлюкали, море рук плескалось и бултыхалось, как густая грязь под проливным дождем.
Святой аспект-император прервал свою песнь. Парящие обломки на мгновение зависли в воздухе, а затем рухнули обратно в глотку Колодца, оставив вместо себя лишь дымный шлейф. Испещренная разломами и трещинами необъятность перестала дрожать. Кружащаяся завеса из пыли опустилась на Рибаррал, напоив воздух привкусом праха и гнили.
Изумленные дружинники Саубона, тяжело дыша, стояли среди гигантских туш. И хотя некоторые их братья корчились на земле, остальные смотрели только на своего господина и пророка, парящего на такой высоте, где обычно летают лишь гуси да чайки.
Удерживая золотой сундук подальше от светящегося ореола своих ладоней, он сошел на землю у западного края Колодца. Саубон развел руки в стороны, чтобы сдержать порыв своих рыцарей, поначалу устремившихся туда, а затем в одиночестве проследовал к своему господину и пророку. Соляная статуя, в которую превратилась Гванве, кольнула его сердце, когда он пробегал мимо, но вид Келлхуса, устанавливающего золотое вместилище на спину дохлого башрага, наполнил его куда более мрачными предчувствиями.
Никогда еще Саубону не приходилось видеть, чтобы Келлхус обращался с чем-либо со столь тщательной осторожностью.
Теперь Саубон понял, что сундук сделан не из золота. Извлеченный из немыслимых глубин, он был покрыт известковой пылью и мелкими осколками камня, но на нем не оказалось даже потертостей, не говоря уж о вмятинах, зазубринах или щербинах. Само вместилище размером было не более кукольного домика, но выглядело существенно крупнее из-за замкнутого каркаса из трубок, каким-то образом удерживавших, не касаясь, куб внутри. Еле заметная глазу филигрань отсвечивала на всех его поверхностях: геометрическое тиснение, которое странным образом коробило взгляд при попытке в подробностях рассмотреть его. Но ничто иное не было столь примечательным, как пластина из полированного обсидиана, образующая крышку вместилища. Мерцающие символы, надписи, словно начертанные светом, пробегали вдоль этой пластины, причем прямо внутри нее.