Ей трудно сосредоточиться на Найюре, несмотря на его всеподавляющее присутствие. Образ его супруги, даже оказываясь на периферии зрения, маячит, нависает там смутной опасностью и угрозой. Серве, тезка ее сестры, еще более прекрасная, чем образ, навеянный легендой, подобная юной дочери некого бога…
– Тебе не хватило той правды, что я поведал тебе тогда, в последнюю ночь?
– Нет, – отвечает Ахкеймион, – не хватило.
Плевок Короля Племен шипит в пламени.
– Ты сомневаешься в моей правдивости или в моем рассудке?
Вопрос, от которого у Мимары перехватывает дыхание.
– Ни в том ни в другом, – пожимает плечами старый волшебник, – а лишь в том, как ты все это воспринимаешь.
Король Племен ухмыляется, по-прежнему глядя в пустоту.
– То есть все же в моем рассудке.
– Нет, – уверяет старый волшебник, – я…
– Мир сам по себе способен сделать людей безумцами, – прерывает Найюр, наконец повернув к Ахкеймиону свой безжалостный лик и сверля его взглядом бледно-голубых глаз. – Ты искал Ишуаль, чтобы решить вопрос о моем помешательстве.
Старый волшебник смотрит куда-то вниз, молча разглядывает свои пальцы.
– Ну, так скажи мне теперь, – продолжает Найюр, – я безумен?
– Нет… – слышит Мимара собственный голос.
Взгляд белесых глаз смещается, останавливаясь на ней.
– Анасуримбор Келлхус – само зло, – вяло произносит она.
Ахкеймион поворачивается к ней, глядя свысока, в той манере, что приберегают обычно на случай разговора со старыми сварливыми тетками, и говорит, будто обращаясь к ее измазанному в грязи колену:
– А если дело обернется так, что он окажется твоим спасителем?