— Сколько их? — спросил Эндер.

Хьюмэн не ответил. Эндер повернулся к нему.

— Сколько здесь жен? — спросил он еще раз.

Хьюмэн опять не ответил. Крикливая что-то пропела опять, громко и властно. И тогда Хьюмэн перевел:

— В месте, где рождаются, Глашатай, можно говорить, только если жены тебя спрашивают.

Эндер спокойно кивнул, затем повернулся и пошел туда, где на краю поляны ждали свинки-самцы, за ним последовали Уанда и Эла. Он слышал, как Крикливая что-то поет за его спиной, и понимал, почему самцы называли ее так — от ее голоса дрожали деревья. Хьюмэн догнал его и потянул за одежду.

— Она спрашивает, почему ты уходишь, хотя тебе никто не разрешал. Глашатай, это очень плохо, она очень рассержена.

— Скажи ей, что я пришел не для того, чтобы командовать, и не для того, чтобы выполнять команды. Если она не хочет разговаривать со мной, как с равным, я не могу разговаривать с ней, как с равной.

— Я не могу сказать ей этого, — сказал Хьюмэн.

— Тогда она никогда не узнает, почему я ушел.

— Это большая честь, когда тебя приглашают к женам!

— Это большая честь, когда их посещает Глашатай Мертвых.

На несколько секунд Хьюмэн замер, затем повернулся и заговорил с Крикливой.

— Я надеюсь, вы знаете, что делаете, Глашатай, — прошептала Уанда.

— Я импровизирую, — сказал Эндер. — И как у меня получается?

Она не ответила.

Крикливая вернулась в большой деревянный дом. Эндер повернулся и опять пошел к лесу. Вновь зазвенел ее голос.

— Она приказывает тебе подождать, — перевел Хьюмэн.

Эндер, не сбавляя шага, прошел мимо группы свинок-самцов.

— Если она попросит меня вернуться, я могу вернуться. Но ты должен сказать ей, Хьюмэн, что я пришел не для того, чтобы командовать или выполнять команды.