Но то, что он наблюдал сейчас – баба отдала ребёнка женщине в форме, присела, подняла и протянула мистеру Хинчу пенсне, её озадаченные глаза за стёклами огромных очков неотрывно смотрели на него, – всё это непостижимо вообще!
Они не были знакомы, она вызвала полицию, он стал говорить с ней так, как всю жизнь мечтал и ждал Жан-Люк: серьёзно, доверительно, о самом главном. Но нет: он выбрал так говорить с незнакомкой, которая вызвала фликов!
Жан-Люк потрясённо смотрел, как два вооружённых полицейских уводят понурого мистера Хинча в нелепом в данных обстоятельствах наряде – с наручниками! Как все эти мещане, буржуа и их невыносимые орущие дети поглядывают на него, как будто нету ничего особенного в том, что ранними сумерками пятничным вечером в осеннем парке арестовывают и ведут умнейшего человека и несравненного художника на потеху этой дальше ужина не мыслящей толпе.
Какой ужас, пошлость, вероломство! От гнева и жалости Жан-Люк едва мог дышать. Упавшая на лицо длинная чёлка из отдельных перепутанных прядей вуалью закрывала его пронзительные увлажнившиеся глаза.
Мистера Доминика Хинча увели, он исчез за воротами центрального входа. Жан-Люк, полный гнева, всем телом обернулся в сторону мерзкой мегеры.
Которая теперь совала нос за ограду мистера Хинча! И остервенело фотографировала его садик.
Ему хотелось, как от роя нападающих ос, отмахнуться от налетавших на него со всех сторон полицейских сирен. Мимо, возбуждённо перекрикиваясь, пробежали какие-то люди, но он не стал отвлекаться на праздное любопытство, что да куда: ему было необходимо отследить маниакальные действия вот этой ужасной женщины.
Сначала сдала мистера Хинча полиции, а теперь ещё что-то вынюхивает у него во дворе, через ограду… вот фотографирует бордюры дорожки… крутит головой. Нашла ближайший, левый выход из парка и сразу – поворот к подъезду террасного дома. К подъезду мистера Хинча: ему приходится пользоваться им, ведь калитку прямо в парк давным-давно заварили.
Там она снова сделала несколько снимков на телефон: сфотографировала сам подъезд, имена жильцов в карточках под домофоном и, наконец, сняла адрес – табличку с названием улицы и номером дома. И только тогда унялась: набрала кого-то и на незнакомом языке что-то возбуждённо и быстро сказала.
Ещё и иностранка!
Женщина решительно двинулась вперёд, явно по хорошо известному ей маршруту. Жан-Люк едва поспевал за ней, так широко, как землемерный циркуль, двухметровыми шагами она неслась.
Ничего: он поспал, сейчас уже довольно поздно, и куда бы она ни шла, куда-то она придёт?