– Вы более вредоносны, Володия! Пожиратели крыс нарушают Малое Равновесие. Вы, железные Головастые, нарушаете представление ученых о незыблемом.

– Эге, подобрались к сути, – сказал Володя. – Что же вы считаете незыблемым?

Дхарма ответила одним словом, которое в переводе имело смысл: «порядок развития» или «степень развития».

– Поясни примером, – попросил Володя.

Она улыбнулась через силу:

– Умение производить поделки из камня или железа мы незыблемо полагаем нижним. Даже крии пытаются обтесывать камни. Умение выращивать и управлять мы полагаем умением Равновесия.

Опять Равновесие! Колька уже открыл рот, чтобы выяснить раз и навсегда, что подразумевается под этим понятием. Володя жестом остановил его.

– По этому пункту все, Николай. Оставь ее в покое. Не то мы делаем ей мучительно трудно, по-моему…

– Жалостный ты мой. Почему ей – мучительно?

– Ты б не юродствовал, Николай…

Бурмистров был прав, наверно. Рехнуться было впору от неизъяснимого чувства – этот мир вывернут наизнанку, как свитер двойного плетения. Фактура та же, но все узоры наоборот.

Девушка поспешила воспользоваться провалом в разговоре – отошла к Рафаилу, потом к нардикам. Из стены достала бесхвостого зверька с огромными глазами, перламутровыми, как у бабочки, – посадила на лежанку. Зверек стоял на четырех тонких лапках, как статуэтка, без движения.

– Смеркается, – буркнул Колька. – Ладно, подождем. Давай, в чем ты там разобрался? Что же такое – «Равновесие»?

– Гомеостазис, – сказал Бурмистров. – Мы остолопы. Гомеостазис, не более того… минутку, Коля. Я бы выделил два применения этого термина: обозначение состояния этого общества и обозначение самого общества. Или сообщества, поскольку в него включается и животный, и растительный мир. Синтаксически – я не путаю?

– Ты молодчина! – простонал Колька. – Я вот остолоп, точно.

– Ничуть не бывало, – с невозмутимостью отвечал Володя. – Нас учили языку порознь и без словаря. Когда со мной отрабатывали понятие динамического равновесия, я сразу подставил термин «гомеостазис», а ты, очевидно, термин «равновесие». Затем ты переводил в своей терминологии, а я механически записывал. Так и шло, пока я случайно не прослушал сам фразу: «Пожиратели крыс нарушают малый гомеостазис». Понятно?

– Ты молодчина, Вовище!

Со стороны, наверно, они четверо являли собой странную картину. Тот, из-за кого заварилось все дело, лежал в наркотическом сне посреди круглого зеленого зальчика. У стены, ближе к его голове, неподвижно сидела коричневая кудрявая девушка, смотрела в пол. По диагонали зала сидели с такой же неподвижностью два здоровенных светлокожих парня и тоже смотрели в пол. Хороший признак – Колька снова мог смотреть на себя со стороны. Значит, стало полегче на душе. Он мельком подумал, что теоретическая находка никоим образом не облегчает их положения, но все-таки стало легче, даже много легче – смешно… Значит, гомеостазис – общество, которое находится в динамическом равновесии, – все части сверхсложной системы уравновешены между собой. Это они молодцы, что рассматривают свое общество как равновесную систему – помнят всегда, что хвост вытащишь, а нос увязишь. Собственно, любое общество гомеостатично, если оно не разваливается, но много ли мы, земные, печемся о равновесии всех его частей? Текучка заедает… А тут – правильно. Пограничники, Охотники то есть, пользуются общетеоретической формулой: «Случайное полезно, намеренное вредно», все правильно… Любое воздействие на гомеостатическую систему можно рассматривать как случайное – с той или иной вероятностью. Здоровая система легко переваривает случайное воздействие. Скажем, не всегда легко, но переваривает. А намеренное воздействие – оно ведь намеренное, и только у человека бывают намерения, причем он сам является сложной системой. Одна система воздействует на другую. Иными словами, нельзя разрешить Охотникам пропускать через Границу кого-то по своему выбору – через нее и так просачиваются случайные гости. Правильно… И последнее. Для «железных людей» могли бы сделать исключение, кажется, не посчитаться с гипотетической угрозой системе… Кажется-то кажется, и цивилизация могла бы не опасаться трех жалких пришельцев, но все-таки они правы. Их появление имело ничтожную вероятность, а опасность представляют именно маловероятные события. Инстинкт любого животного говорит: «Бойся непонятного»; весьма вероятный грипп не страшен, маловероятная чума смертельна…