— Вспомнил, значит, — обрадовано захлопал в ладоши старик. — Это хорошо! Твоя память восстанавливается быстрее, чем можно было бы надеяться. Только вот имя своё я тебе доверить пока не могу, и благодарность твоя какая-то странная. Она не в сердце, не в душе, — ханец мягко приложил ладонь к груди, — а только в словах. Да и слова у тебя какие-то пустые: другая далёкая от Колыбели планета…разведка во время песчаной бури…ошибся головой, ага. Ответь, что понадобилось тебе на диких задворках Сферы Человечества? Зачем ты ринулся в Вельд именно в бурю? В такое время все, у кого голова без ошибок, предпочитают сидеть в надёжном убежище. Ну же, сын Михаила Тедрик, что ещё ты забыл рассказать?

С каждым словом хозяин костра всё сильнее преображался. Теперь это был уже не старик, а мужчина в полном расцвете сил, от которого веяло нечеловеческой мощью и странной леденящей жутью. Даже пламя потускнело и перестало давать живительное тепло, а из-за стволов елей протянули свои загребущие руки мрачные тени. Они, видимо, решили, что их час настал.

7

В какой-то момент "чужой" — а кем ещё могло быть существо, произвольно меняющее своё обличье? — без каких-либо дополнительных усилий оказался прямо перед своим гостем на расстоянии вытянутой руки. Он не прилагал для этого видимых усилий, не прыгал, не шагал — просто внезапно переместился, и Тедрик непроизвольно заглянул прямо в его странно белёсые глаза. Можно подумать, что в них клубился тот самый "голодный" туман, что своими кольцами охватил ели вокруг костра и сейчас нетерпеливо ждал, когда его хозяину надоест забавляться вкусной игрушкой. В глаза "чужого" можно было упасть как в бездонную пропасть. По-крайней мере, Тедрик почувствовал сильное головокружение, какое бывает на краю ждущей свою жертву бездны.

Пытаясь устоять, избежать падения, Тедрик в поисках опоры потянулся к пеньку, стоящему у лежанки, но его рука бессильно прошла сквозь крепкую с виду древесину. Ратникова бросило в холодный пот, но он ещё какое-то время продолжал бороться. Когда же силы иссякли, Тедрик рассказал всё. В смысле, всё о своей дороге на Торгу, о причинах, по которым была затеяна экспедиция на "Одиссее", о завещании Ивана Великого с указанием путевых пичей в эту звёздную систему…о записях из дневника, по которым отец и он поняли, каким образом можно попасть в командный центр машины "чужих". Он говорил, говорил, а костёр разгорался ярче, и тени испуганно отпрянули прочь от затейливых языков тёплого оранжевого пламени…

В какой-то момент Тедрик обнаружил, что добродушный старик-ханец накладывает своё варево в две простые деревянные миски, продолжая внимательно слушать исповедь и недовольно покачивать головой. Ещё чуть позже ароматное кушанье уже оказалось перед Ратниковым, а он с удивлением и даже облегчением обнаружил, что рассказал почти всю одиссею челенжера, включая и совместную с Мальцоу разведку…или поиск базы "чужих"?