Да уж. Впечатлителен и тонок Василий, потому и Цепной — не по его нервам такая жизнь. А другой не предлагали.

***

Юрий огляделся:

Потемнело. И похолодало. Но вокзальной суеты от этого не убавилось. Часы, стрелки которых исправно вертелись и ночью, чётко делали свою работу — отправляли и принимали путешественников. А странный гнусавый голос продолжал неустанно разгонять людей по платформам.

— Ну, куда сегодня? А то я уже дубаря даю, — сказал Петро. — А выпить-то нету! — хмыкнул он.

— В подвал нельзя — пахан Михайлыч на башли Сиволапа выставит — для общака. А у нас фига в кармане, — сказал Василий так, будто Юрий уже стал ему роднее брата. — Может, на чердак двинем?

— А что на клюв кидать будем? Да и там колотун. — заметил Петро. — Ночью заморозок будет, радикулитом чую…

— Можно и на чердак, — равнодушно согласился Гоша.

— Ну да! Ты молодой, тебя твоя Кришна греет! А мне как без бутылки не помереть там? — посетовал Петро.

— Пойду-ка я по вокзалу прошвырнусь, — поднялся Василий. — Авось подфартит и какой баклан сумарь посеет. Вот и будет Сиволапу на общак. А нам — на клюв.

— Ага, прошвырнись! — согласился Петро.

И Василий, нехотя поднявшись, медленно побрёл в сторону шумящего и гудящего вокзала.

— Авось, повезёт, — пробормотал Петро, провожая его взглядом. А Юрию посетовал: — Летом нам каждый кустик — дом родной. И чего тебе, паря, в мае память не отшибло?

Юрий пожал плечами. Его душа вдруг наполнилась теплом и любовью к этим людям, выброшенным жизнью на обочину всех дорог. Они ведь даже не раздумывали — нужен ли им этот обеспамятевший Сиволап? Коли пришёл, значит, надо помочь — и накормить, и обогреть. Уж как могут. А ведь сколько раз он проходил мимо таких убогих на улицах Москвы, брезгливо отворачиваясь от запаха перегара и ль ощущения… безвыходности, что ли.

— А что это там валяется? — сказал он, указав рукой. — Вроде, деньги кто-то выронил!

— Где? — тут же вернувшись, метнулся Василий к комку на тротуаре. — Точно — пиастры! — просипел он, растребушив его. — Тут больше косарь — и на общак, и на бухло хватит, — радостно сказал он. — Айда, братва, в лабазник!

— Ну, ты и глазастый! — расцвёл Петро и перекрестился. — Газанём! Согреемся! Галю помянём!

Все повеселели. Юрий слышал радостный хоровод их мыслей: Михайлыч пустит в тёплую хазу, будет ништяковая хавка да ещё и с пойлом — жизнь иногда улыбается и таким смурякам. Никто и не догадывался, что деньги появились на тротуаре не случайно. Кроме Гоши, конечно, но ему было всё равно. Юрий тоже немного сшакалил, телепортировав эти пиастры из кармана шедшего мимо бизнесмена, встречающего своего компаньона, который боится летать самолётом. Он эту жалкую тысячу и за деньги не считает — так, какая-то сдача, о которой он и не вспомнил потом. А для этой ватаги она — волшебный подарок судьбы. И Юрия.