Покупки делать доверили, конечно же — Юрию. Предварительно почистив щепкой его одежду он выглядел наиболее приличным из них и не вызывал подозрений при расчёте на кассе крупной купюрой. Петро ходил по магазину рядом с ним и, шмыгая носом, шёпотом подсказывал ему наилучщий ассортимент. Естественно, отдавая предпочтение крепким напиткам. Юрий не возражал, но взял также и всякой калорийной еды: колбасы, консервы, сыр. Петро только крякнул от досады, увидев такое мотовство. "Сколько пузырей ещё могли бы затарить!" Василий, судя по задумчивому виду с которым он отирался возле очереди к кассе, помогал покупателям облегчить свои карманы от пиастров. Гоша в магазин не пошёл, поджидая их у входа. Но вот они вышли — Юра, неся сумки с покупками, впереди, ватага за ним. Но их у него тут же отобрал с понёс Василий, поскольку нетерпеливый Петро чуть не выхватил из одной пузырь с водкой.

— Уж лучше я торбы понесу, чем потом тебя, — заявил он.

— Трубы горят! — виновато ответил тот.

— Ничо, скоро затушишь.

Они, миновав несколько кварталов, подошли к старой пятиэтажке и тихо проникли в разбитое полуподвальное окно. Тёмное пространство встретило их затхлым ароматом. Гоша зажёг что-то в руке и, освещая пространство, пошёл впереди. На полу блестели лужи — очевидно, из-за протечек, стены были в плесени, но зато трубы отопления, занимавшие большую часть пространства, источали благодатное тепло. Попетляв меж труб, они, наконец, узрели отдалённый тусклый свет. "Прямо как Маргарита, идущая на бал Воланда", - усмехнулся Юрий. И вот они вошли в некий закуток, в котором толпились люди, скудно освещённые свечным огарочком, прилепленным к кирпичу стены.

Юрий сразу понял, кто здесь Михайлыч. Это был толстенный мужчина в куртке безразмерного объёма, который сидел на табурете, положив на стопку кирпичей забинтованные ноги. Штанины брюк были аккуратно подкатаны выше колен. Вокруг него расселись — на кирпичах, пеньках и на корточках — пять пропитых, заросших щетиной и бородами людей с явным отсутствием прописки на лице и признаками хронического алкоголизма.

— Что ты мне лепишь, чудило? — зычно басил Михайлыч. — Не принёс ничо на кон — так канай отсюда!

— Манехо есть, Михайлыч! Невезуха сёдня — мало бутылок сдал! — шамкая ртом, бормотал худой и пропитый, но ещё довольно крепкий мужичок в вязаной шапочке, надвинутой на глаза. — Я по чесноку, Михайлыч! Вот, глянь, бала есть!

И он торопливо выложил на импровизированный стол — из доски и кирпичей — хлеб с отломанной горбушкой и пару помятых яблок. — Я завтра достачу, Михайлыч! Зуб даю!