Говард смертельно боялся умереть. Он нанял лучших врачей своего времени, чтобы продлить свою жизнь. И тем не менее старость забрала его в том возрасте, когда большинство мужчин обычно еще молоды. Однако он завещал, чтобы его деньги были потрачены на «продление человеческой жизни». Распорядители его имуществом не нашли иного способа исполнить его волю, кроме как искать людей, чья родословная свидетельствовала о врожденной предрасположенности к долголетию, а затем склонять их к бракам между собой. Подобный метод предвосхитил труды Бербанка[35], и осталось неизвестным, знали ли распорядители о проясняющих многое исследованиях монаха Грегора Менделя.

Увидев входящего в ее каюту Лазаруса, Мэри Сперлинг отложила книгу.

– Что читаешь, сестра? – Он взял книгу в руки. – «Екклезиаст»? Гм… не знал, что ты настолько набожна. «А тот, хотя бы прожил две тысячи лет и не наслаждался добром, не все ли пойдет в одно место?» – прочитал он вслух. – Что-то уж чересчур мрачновато, Мэри. – Он пробежал глазами текст. – Как насчет этого? «Кто находится между живыми, тому есть еще надежда…» Или… гм, веселого тут и впрямь маловато. Попробуй-ка вот это: «И удаляй печаль от сердца твоего, и уклоняй злое от тела твоего, потому что детство и юность – суета». Это больше в моем стиле – ни за что не стал бы снова молодым, даже если бы мне за это заплатили.

– А я бы стала.

– Мэри, что с тобой? Сидишь, читаешь самую тягостную из Книг Библии – сплошные смерти и похороны… Что случилось?

Она устало потерла глаза:

– Лазарус, я старею. О чем еще я могу думать?

– Ты? Да ты свежа, словно маргаритка!

Мэри посмотрела на него, зная, что он лжет, – она видела в зеркале собственные седеющие волосы и увядающую кожу, чувствовала ломоту в костях. И тем не менее Лазарус был старше ее… хотя, насколько ей было известно из ее познаний в биологии, полученных за годы работы в лаборатории по исследованию долголетия, Лазарус никак не мог дожить до ее возраста. Когда он родился, программа длилась всего лишь три поколения, чего явно было мало, чтобы отбраковать менее выносливые генетические линии, – разве что имело место некое крайне невероятное сочетание генов.

Однако он был жив и стоял перед ней.

– Лазарус, – спросила она, – сколько ты рассчитываешь прожить?

– Я? Странный вопрос. Помню, как-то раз я задал его одному человеку – в смысле, насчет себя, а не насчет него. Слышала когда-нибудь о докторе Хьюго Пинеро?[36]

– Пинеро… Пинеро… Ах да – «шарлатан Пинеро».

– Мэри, он не был шарлатаном. Он действительно мог точно предсказать, когда человек умрет.