– Я скажу тебе, что мы сделаем, – прошипел он. – Мы будем торговать и учиться друг у друга, родниться и брататься, так же, как мы делаем со всеми народами, чью соль мы ели. И мы примем свой жребий, как и положено людям!

– Отпусти его, – приказал Болдингер.

Харасти сжал свободную руку в кулак.

– Если ты ударишь его, я засажу тебя в клетку, а дома пусть меня судят. Отпусти его, я сказал!

Харасти разжал кисть. Воэн, упав, покатился по полу. Харасти сел, спрятав голову в ладонях и стараясь не разрыдаться.

Болдингер снова наполнил стаканы.

– Что ж, джентльмены, – сказал он, – похоже, мы зашли в тупик. Куда ни кинь, а всё клин. Готов поспорить, что ни один джорилец не говорил бы такими затертыми клише.

– Они так много могли бы нам дать, – умоляющим голосом произнес Лежен.

– Дать! – Воэн, встав, выпрямился, но дрожал всем телом. – Им-м-менно в этом и проблема. Они бы дали! Если бы захотели. Но это будет не наше. Мы, скорее всего, даже не поняли бы их дара, в чем он и как им пользоваться, или… Это будет не наше, говорю вам!

Харасти застыл. Целую минуту он сидел неподвижно, как камень. А потом поднял голову и завопил во всю глотку:

– Но почему не наше???

* * *

Да будет благословенно виски! Мне даже удалось поспать пару часов до рассвета. Но слабый свет, проникавший через иллюминаторы, разбудил меня, и снова заснуть мне не удалось. В конце концов я встал, съехал на лифте вниз и вышел наружу.

Вокруг царила тишина. Звезды уже бледнели, но заря на востоке только занималась. В прохладном воздухе звенело пенье птиц, доносившееся из темного леса, окружавшего меня. Я сбросил башмаки и пошел по сырой траве босиком.

Я почему-то не удивился, когда вдруг появилась Миерна, тащившая за собой своего дроматерия. Она бросила поводок и побежала ко мне.