На мои губы попала кровь, но это была не живительная влага, принадлежащая человеку. Губы мне словно обожгло холодным пламенем. Черным пламенем. В жилах отца Доминика текла черная кровь. Такая же, как у меня.

Очевидно, боль нарушила его концентрацию, и давление на меня исчезло. Я открыл глаза и, пошатываясь, встал на ноги.

Он стоял напротив, зажимая кровоточащую рану, и, когда я одарил его взглядом, исполненным нового понимания его сущности, черты лица монаха показались мне знакомыми.

– Хесус? – спросил я.

– Мигель, – назвал он меня. – Вот мы и встретились снова. Не ожидал?

Я знал его.

Еще бы, ведь именно я нес ответственность за его существование.

Екклезиаст недоговаривает. Есть время разбрасывать камни, и время собирать камни, это так. Но он не говорит, зачем это надо делать. Просто для того, чтобы брошенный тобою когда-то камень не вернулся к тебе выпушенным из пращи.

Хесус был моим учеником, если тут уместно это слово. Когда все мы были молоды и беспечны, в наших кругах разгорелся спор, что будет, если сотворить вампира из священника. Никто не пошел дальше теоретических выкладок, но я во время одного загула вдруг вспомнил об этом разговоре и…

Я бросил Хесуса, как только тот стал самостоятельным вампиром, никогда не опекал его, как остальных своих учеников. Десятилетия спустя я раскаивался в содеянном, но было уже поздно.

Обретенная жажда живой крови способна сильно повлиять на образ мыслей человека. Но иногда никак не влияет. Хесус остался тем же монахом, каким был, по крайней мере в мыслях. Только теперь он знал о существовании исчадий ада не понаслышке и, поскольку сам стал одним из них, лучше всех был приспособлен к борьбе.

Я уже говорил, что внутри нашего племени бывают некоторые разногласия, уладить которые помогает только смерть одной из заинтересованных сторон, но в лице Хесуса мы обрели охотника на вампиров, обладающего нашими же качествами, за спиной которого вдобавок стояла вся мощь католической церкви. Он свято верил, что всех вампиров, кроме него, следует уничтожить, а свое зачисление в ряды нежити считал не иначе как чудом, ниспосланным свыше и обязавшим его очистить землю от скверны. В общем, типичные маниакальные убийственные наклонности, отягощенные манией величия.

Свою потребность в чужой крови он грехом не считал.

Разумеется, что из всей нашей шатии меня он не любил особенно. То ли за то, что я сделал его таким, как сейчас, то ли за то, что бросил на произвол судьбы… Знаете, этакий извращенный эдипов комплекс. Однажды он выследил меня, это было около двухсот лет назад. Между нами состоялась схватка, в итоге которой выгорел целый квартал Лондона, и я считал, что закрыл этот вопрос навсегда. Он же так не считал.