— Кажется, ананасовый.
Раздался гром аплодисментов. Еще бы. Можно было не любить Витинари, но момент он выбрал идеально.
И вот он уже спускается по ступенькам к застывшему и перепуганному клоуну.
— Клоуны не управляют
Клоун вынул круглый гудок и издал скорбный звук.
— Хорошо. Я рад, что ты со мной согласен. Теперь я хотел бы поговорить с господином Бентом, если можно.
В ответ послышалось два гудка.
— О да, он здесь, — сказал Витинари. — Позовем его к мальчикам и девочкам?
— А ну, оставьте его в покое! Отстаньте от него!
Побитая толпа снова расступилась, на этот раз перед растрепанной госпожой Драпс, возмущенной и негодующей, как курица-наседка. Она прижимала что-то объемное к своей пышной груди, и Мокрист увидел, что это была стопка гроссбухов.
— Все дело в этом! — объявила она торжественно, широко размахивая руками. — Он не виноват! Они им воспользовались!
Она обвинительно ткнула пальцем в сочащиеся кремом ряды Шиков. Если бы богине войны было позволено носить респектабельные блузки и собирать волосы в тугой пучок, из которого то и дело выбивались волосы, то госпожу Драпс стоило бы обожествить.
— Это все они! Они украли золото много лет назад!
Это вызвало общий взбудораженный гвалт со всех сторон, за исключением Шиков.
— Я дождусь тишины! — прикрикнул Витинари.
Законники встали. Господин Кривс сверкнул глазами. Законники сели.
И Мокрист очень вовремя вытер ананасовый крем с глаз.
— Берегись! У него ромашка! — прокричал он и подумал: «Я только что прокричал „Берегись! У него ромашка!“ — и я, наверное, на всю жизнь запомню, до чего это неловко».