Я знаю, что мне предстоит долгая, тяжелая сцена. Просить его уйти, приказывать ему убраться – бесполезная трата времени.

«Закрой дверь». Возвращаюсь к камину. Не покажу, что боюсь – не доставлю ему такого удовольствия.

Пул медленно заходит в комнату. Хомер и Мозес прижались к постели – надеются, что он их не заметит.

«Ты неплохо спряталась».

«Я не прячусь», – говорю я и при этом думаю: наверное, все-таки, за проделками молочной фермы «Кленовая долина» стоит Пул. Не иначе.

«Явился предъявить мне счет за молоко, Пул?» – тихо спрашиваю я, как будто давно разгадала его трюки.

Пул смотрит на меня с полуулыбкой. Вижу, что он в замешательстве. Но притворяется, что понял: «А как ты думала? Я еще не снял с тебя сливки».

Сижу и смотрю на него, стараясь всем своим видом выразить презрение. Пул хочет, чтобы я его боялась. Он знает, что я его не люблю. Страх и любовь – для него одно и то же, его вполне устраивает и то, и другое. Но безразличие для него невыносимо.

Уголки его губ опускаются. Выглядит это так, словно он чем-то опечален или о чем-то тоскует, но я знаю, что он начинает злиться.

Не хочу, чтобы он злился. Говорю: «Мне скоро пора спать, Пул».

Он кивает: «Удачная мысль!»

Я молчу.

Он подхватывает стул, усаживается на нем задом наперед, положив локти на спинку. У него на лице пляшут отражения языков пламени.

«Тебя почему-то все это не волнует, Изабель».

«У меня нет никаких причин волноваться».

«Ты – моя жена».

«Нет».

Пул вскакивает, сжимает мои запястья, смотрит сверху мне в глаза. Он играет со мной в кошки-мышки. Мы оба знаем, чего он хочет – и мало-помалу он продвигается к своей цели.

«Пул! – холодно говорю я. – Меня от тебя тошнит».

Он дает мне пощечину. Не слишком сильно. Но достаточно ощутимо, чтобы показать, кто здесь хозяин. Неподвижно смотрю на него; я намерена сдерживаться до конца. Пусть он меня убьет – я не покажу, что боюсь, не покажу ничего, кроме презрения.