Штернберг гнал себя выполнять свой долг. Он запретил себе думать о концлагерях. Да, там ежедневно тысячи людей превращаются в пепел. Но если сейчас из-за этого отступиться, сдаться, то в пепел превратится вся Германия. «Или ты желаешь, чтобы союзники в конце концов подмяли Германию, твою Германию под себя? Ты хочешь жить в стране — или оставить после себя страну — подобную изнасилованной во все места девке с переломленным солдатскими сапогами хребтом? Нет? Тогда иди».

Спустившись с горы, они пошли вдоль широкого оврага, то и дело обходя поваленные сосны, уткнувшиеся макушками в овраг и оттого напоминавшие убитых солдат, чьи ноги торчат наружу из воронки от разорвавшегося снаряда. Здесь Штернберг впервые после столкновения с арбалетчиком ощутил чьё-то постороннее присутствие, более того, чьё-то пристальное внимание, холодное и тяжёлое, как каменная глыба. Штернберг пока не стал делать никаких поспешных выводов, просто прибавил шагу, надеясь, что они быстро минуют неприятное место — ведь оно, судя по количеству поваленных деревьев, явно было каким-то скверным, а гранитно-холодное внимание едва ли могло принадлежать существу из плоти и крови.

Топавший впереди и беспокойно оглядывавшийся на Штернберга солдат внезапно резко остановился, точно споткнулся, и от него взрывной волной ударил страх. Парень принялся тыкать взятым на изготовку автоматом куда-то в сторону.

— Командир, смотрите, — зашелестел он трагическим шёпотом. — Смотрите, это ж волк… Громадный волчара… А вдруг это тот самый, который учёного сожрал…

Штернберг зашарил взглядом по мешанине снега и сосновых стволов, беспорядочно, будто выпавшие из коробки карандаши, разбросанных среди немногих оставшихся стоять деревьев. Он не видел ауры. Если где-то поблизости и был волк, то разве что в виде трупа.

— Да вон же, на сосне стоит, — напряжённо прошептал солдатик.

Штернберг проморгался, поправил на носу очки и всмотрелся в бурелом уже обычным, не Тонким, зрением. И вскоре, действительно, отыскал волка. Серебристо-белый зверь, то ли совсем седой, то ли альбинос (ведь в Тюрингии решительно неоткуда взяться полярному волку), трудноразличимый в своём роскошном камуфляжном обмундировании на фоне заснеженного склона горы, стоял на стволе упавшего дерева, лежащем наклонно поперёк другого ствола, и неотрывно глядел на людей, поставив торчком острые уши. В его неподвижности, картинной позе и суровой красоте было больше от скульптуры, чем от настоящего волка. Собственно, Штернберг никогда раньше и не видел настоящих волков, разве что в клетках в зоопарке. Кто их знает, может быть, в природе они как раз такие и есть, какими их обычно художники изображают.