Ругаясь и отплёвываясь, он придал сидевшим наискось очкам более-менее горизонтальное положение, ощупал глубокую жгучую царапину на скуле и, окончательно придя в себя, схватился за кобуру, дико озираясь по сторонам. Волка нигде поблизости видно не было. В овраг тяжело сползала вязкая тишина, вызывавшая самые скверные подозрения о том, что могло произойти там, наверху, с нелепым солдатиком.

— Рихтер! — загорланил он, размахивая пистолетом. — Рихтер, отзовись! Хайнц!!! Сопляк чёртов, только попробуй сдохни!

В горле что-то болезненно оборвалось, и Штернберг яростно закашлялся, пятернёй придерживая очки. На краю оврага не было заметно ни малейшего движения. Снежная тишина рушилась сквозь редкую сеть сосновых ветвей со свинцового неба.

— С-санкта Мария… В бога и в фюрера… Святую деву через всю дивизию… — Тщетно пошарив по снегу в поисках карабина, Штернберг полез по почти отвесному склону, сжимая в раненой руке пистолет, а здоровой цепляясь за ветви кустов.

Выбравшись наверх, он понял, что оказался на другой стороне оврага. Он так боялся увидеть на противоположном краю пятна крови и безжизненное тело, и невольно у него вырвался стон облегчения, когда он заметил цепочку человеческих следов, уходивших вверх по склону. Значит, мальчишка всё-таки успел убежать… При этом глаз нигде не различал волчьих следов. Штернберг впечатал в переносицу очки и сощурился. Ну ни черта похожего на звериные следы.

И тут он вновь увидел волка. Серебристый зверь появился откуда-то незаметно, словно нарисовался остро заточенным грифелем на мятом листе истоптанного снега. Волк злобно ощерился, развернув в сторону Штернберга треугольные уши.

— Гад, сам напросился, — пробормотал Штернберг, беря зверя на мушку. — Ну и подыхай, раз ты такая скотина.

Упругое сопротивление спускового крючка сорвалось в выстрел, оружие толкнулось в руку. Волк не шелохнулся. Прямо за ним пуля чиркнула по сосновому стволу, выбив брызги трухи.

— Вот оно что, — прошептал Штернберг, холодеющей рукой заталкивая «парабеллум» в кобуру. О пистолете можно было забыть. У зверя не было ауры, он не оставлял следов, его не пугали выстрелы, пули пролетали сквозь него, не причиняя никакого вреда. Это был обитатель Тонкого мира, но весьма странный, видимый обычным человеческим зрением, с чем Штернберг сталкивался впервые.

В легендах о Зонненштайне говорится, что капище охраняют два чёрных волка. А волк только один. И к тому же белый, как снег.

— Отчего ты, тварь, раньше-то не показывался? — заговорил Штернберг, туго заводя себе пружину нервов злобой, чтобы заглушить страх. — И зачем сейчас припёрся? Ведь дело уже почти завершено. Или раньше боялся? Ты, шавка, только на раненых да на беспомощных сопляков нападаешь, да? А ну иди сюда, псина драная! Я тебя хоть трижды раненный голыми руками напополам порву, понял?!