– Здесь мало места. Однако если соблюдать осторожность, можно сделать свои дела вне скафандра, а затем быстро залезть обратно, не запачкавшись. Конечно, снаружи все запачкается и зальется, но такова жизнь в большом городе. Ничуть не хуже, чем то, что липнет к нашим ногам на прогулке. Вернемся назад, постираемся.

– Я разденусь снаружи и выставлю задницу над снегом. Снега на земле столько, что в воздухе не должно быть ничего ядовитого.

– Да пожалуйста, но помни, что в этих штуках осталось мало мощности, а находиться голым на двадцатиградусном морозе – это значит потерять тепло, которое потом нужно будет возвращать за счет скафандра, иначе умрешь от переохлаждения. Возможно, настанет момент, когда ты пожелаешь, чтобы в аккумуляторе остались еще те самые потерянные амперы, но твои пальцы уже начнут чернеть.

– Этот разговор становится просто очаровательным, – Тэм спрыгнула с двигателя по колено в сугробе. Она загребла руками снег. – По такому снегу мы далеко не уйдем. Как насчет того, чтобы оповестить других, где мы находимся, и запросить помощи?

– У меня ноль делений, – сказала Гретил. – И так было с выезда из «Мертвого озера». Наверное, аэростаты автоматически сели, когда подул ветер.

– Я упаковала пару дронов в аварийно-спасательную аптечку. Гексакоптеры. Они могут летать при сильном ветре, но не смогут определить местоположение, пока небо не станет ясным. И все же…

– Если поднять один из них достаточно высоко, то он может установить подключение с Тетфордом, – сказала Тэм. – Высока вероятность, что мы его потеряем, но это может быть тем решением, о которым мы впоследствии будем сожалеть.

– Суммирую: мы должны спрятаться в этих коробках, насрать себе на штаны, затем дождаться хорошей погоды, – Сет решил, что эта идея не так уж и ужасна. Отвращение, которого он не чувствовал, входило в тот пакет дефолтного мира, который он сбросил с себя, как змея сбрасывает кожу.

– Верно, – согласилась Тэм. – Мы не можем распоряжаться погодой. Физика есть физика. Снег – это снег. Аккумуляторы – это аккумуляторы. Иногда лучшее, что можно сделать, – это ничего не делать.

[XII]

Бес чувствовала, будто ее полностью завернули в вату. Ее бросало то в панику, то в тоску, она пыталась разобраться в этом вихре чувств, но все заканчивалось полным пшиком. В детстве переживавшие из-за ее смены настроений родители пытались давать ей антидепрессанты. Она знала, что означает, когда ее мозг не вырабатывает нужных химических веществ и она в панике уничтожает себя одной-единственной мыслью: все крайне плохо, я не могу ничего исправить, что делает жизнь еще хуже. Она чувствовала, будто реальность оставляет ее, цвета тускнеют, конечности слабеют. Они говорили, что все дело в «нахождении правильной дозы». Они говорили, что раньше, до появления продвинутой нейросенсорики, которая могла отслеживать ее реакции, все было еще хуже. На практике это означало, что весь восьмой класс она была вынуждена каждый час посещать офис медсестры, где ложилась на диван, ей накладывали на голову одноразовую электродную повязку и машина брала кровь. Ее родители вынуждены были делать то же самое дома, включая ночной сеанс в 23:15. Они настолько поднаторели в этом деле, что в ночное время могли делать замеры, не разбудив ее. Помогало то, что из-за лекарств она спала как убитая.