– Люди уходят, потому что они не нужны миру. Мы – обуза. Я слышала, что мой отец говорил об этом: люди, которые хотят приехать в Канаду, люди, которые хотят иметь детей, люди, которые хотят, чтобы их дети выучили все, что нужно для неплохой жизни, мечтают о здравоохранении и безбедной старости. По его мнению, эти люди были совершенно лишними, разве что они давали возможность заполучить государственный подряд на предоставление им самых дешевых продуктов питания или заселения их на территории бывших тюремных лагерей. Единственный плюс. Ты знаешь, сколько денег поднимает мой отец благодаря своей доле в частных тюрьмах Редуотеров? Он называет это своим фондом благосостояния Гулага[107].
Надя загоготала и стала хлопать ладонью по бедру.
– Я и забыла, насколько твой старик юморной. Не переживай, девочка, та кровь не на твоих руках.
– Она уже на твоих.
– У меня на руках настоящая кровь. Эту же метафоричную кровь я как-нибудь да переживу.
– Но почему? Разве ты не видишь, что это сумасшествие? Почему этот мир должен влачить дальше свое существование, если системе больше не нужны люди? Система должна служить людям, а не наоборот. Посмотри на ушельцев: если ты придешь к ушельцам, то сможешь заняться чем-то полезным, чтобы найти свое место в мире. Ушельство основано на той мысли, что все должны внести свой вклад в общее дело и получить все, что нужно для хорошей жизни: постель, крышу над головой и еду, а также некоторые дополнительные вещи для тех, кто не способен работать как все. В стабильных ушельских местах проблема одна:
– Поздравляю, ты поставила в заслугу неэффективность труда. Если для выполнения той же работы тебе требуется больше часов, чем другим, это вовсе не является идеологическим триумфом.
Однако здесь Ласка оказалась на своей территории, ведь такие разговоры часто начинались за обеденным столом ушельцев.
– Ты права, это до безумия нелепо. Будь все так, мы были бы полными идиотами. Но все не так. В дефолтном мире ненужные люди работают, перенапрягая свои