– Дорогая моя, откуда же мне знать…

– Я, как и ты, считала, что Реликварий был создан, чтобы спасти Пентравесса от его собственной гибели. Но что, если они оба намеревались обмануть смерть?

– И правда, что? – Сетенай затушил сигару. Его голос утратил всякую веселость.

– Когда весь мир охотится на тебя, ты притворяешься мертвым, прячешься, и, вероятно, забываешь.

Оранна положила ладонь в перчатке ему на грудь.

– Ирискаваал никогда по-настоящему не умирала. Она все еще живет в тебе. Ты – трон. Ты – земная обитель. Ты – Пентравесс.

Тал внимательно слушал, скрючившись за дверью. Сейчас он скорее бы отрезал себе руку, чем отвернулся.

– Да, – в конце концов признался Сетенай тоном, который, видимо, означал поражение. Тал никогда раньше не слышал у него таких интонаций. – Полагаю, ты права. – Он не улыбался, но на его лице было написано непривычное удивление и восторг. Незнакомые сюрприз и восторг. – Я столько всего забыл. Реликварий вернул мне воспоминания. Я проснулся в интересном новом мире.

– Вот уж точно, – сказала Оранна.

– Но тогда ты должна понимать, что Реликварий не принесет тебе пользы. У Ирискаваал уже есть свое воплощение, и они с Неназываемым отнюдь не друзья.

– О, Реликварий твой. Он мне больше не нужен, и у меня есть свой покровитель. Я просто хочу знать, как ты это сделал. Вы оба.

– Не получается заинтересовать Неназываемого, да? – сказал Сетенай. – Не знаю, чем тут помочь, я никогда не понимал, чего он хочет.

– Он забывчив, – сказала Оранна. – И не осознает, на что способен. Чем он может стать. Что может сделать с миром.

– Ах, – сказал Белтандрос. – Это я могу понять.

Они продолжали говорить, все тише и тише, о вещах, которые Тал не понимал. Ужас волнами накатывал на него. Все было напрасно. Он никогда не стал бы незаменимым. Когда он немного пришел в себя, он понял, что скучает по Ксорве. Пусть даже она была самым скучным и самым недружелюбным человеком в его жизни и характером напоминала заточку, но ему хотелось напиться и затеять с кем-нибудь драку.

Интересно, что стало переломным моментом для нее? Что-то должно было произойти. Это случилось мгновенно? Возможно, однажды она просто повернула за угол с мыслью: «Да пошел ты, Белтандрос, я не этого хотела от своей жизни. Я не так себе это представляла. Ты никогда ничего мне не обещал, а я ничего не просила, потому что не хотела унижаться, и вот я здесь, сижу в темной комнате и слушаю ваш с ней разговор, и это чертовски унизительно».