– Заткнись, Тал, – сказала Ксорве. Ей пришла в голову идея, и она была поражена собственной дерзостью. В конце концов, остановить можно даже огромный механизм – если знаешь, куда бросить гаечный ключ.

Она не хотела обнадеживать себя, чтобы не разочароваться. Это была невероятно опасная затея. Она может попытаться, потерпеть неудачу и умереть, или остаться здесь – живой и одинокой.

Вопрос только в том, насколько сложно будет уговорить Тала присоединиться к ней.

– Почему ты его взял? – спросила она. – Я про Реликварий. Что ты собираешься с ним делать?

– Не знаю, я просто подумал, что это будет забавно, – сказал Тал. И он действительно верил, что это будет забавно. – Так ему и надо.

– Ох, ну конечно, я и забыла, какой ты остряк, – сказала Ксорве.

– Зато ты тупица, – откликнулся Тал для проформы.

– Это не лечится. Хочешь сделать какую-нибудь глупость? – спросила она.

Она поняла, что может на него положиться, и почувствовала себя так, словно выпала из окна и приземлилась на что-то мягкое: ужасно неловко, но какое же это облегчение.

– Если ты можешь придумать что-то более глупое, чем это, само собой.

Она поделилась с ним своим планом. Он был нахальным, абсурдным и, с большой долей вероятности, мог провалиться – разумеется, Тал согласился.

27 Рычаг

27

Рычаг

В день, когда приговоренную к смерти Канву Шутмили должны были казнить, инквизитор Цалду Гричалия явился на Большую арену, чтобы наблюдать за спектаклем из ложи Инквизитората.

Он предпочел бы сидеть с семьей Канва, в нескольких ложах отсюда. Если бы в мире существовала справедливость, ему пришло бы приглашение. Он поймал убийцу Канвы Жиури. Нечестно, что они пригласили канцлера Сетеная и забыли про него.

Цалду занял свое место среди других инквизиторов, жалуясь на невыносимый шум, зловоние и жару. Нижние ярусы были переполнены простыми зрителями. Под ними, на самой арене, сиял, будто зеркало, овал утрамбованного белого песка.

– Ах, насилие – это так примитивно, – заметил один из коллег Цалду. – Но я понимаю, что это прекрасный инструмент устрашения преступников.

– И народ обожает казни, – подхватил Верховный страж.

– Ах, – сказала молодая инквизитор из Управления цензуры, обмахиваясь программкой. – Сначала нас развеселят спектаклем.