Светлый фон

— Сегодня седьмой день — день отдохновения. Мы выйдем в город.

Это прозвучало торжественно и нелепо — будто они и так не находились в центре огромного людского термитника.

Макото между тем растворился, оставив после себя впечатление сверхъестественного нахальства и простывший чайник с инвентарным номером на боку. Керо было потянулся к нему, но патрон предостерег его это делать. Через короткое время чайник также исчез.

Марсианские коровы

Марсианские коровы

Никто из вас не задумывался, сколь нелепо выглядят галифе? Эти уши на мужских бедрах, заправленные мочками в сапоги? Да-да, если вы кавалерист и тому подобное, в духе монгольских воинов сутками скачете на спине у несчастного существа со взглядом ангела и норовом сумасшедшего — от них вам сплошная польза. Но на кой они пешему милиционеру, подпирающему пыльную липу у тротуара? На ком скачет этот заспанный толстопят, какие степи пересекает? Впрочем, сдаюсь-сдаюсь! Вообще, всякие там писаки и звонари последнее время берут на себя слишком много…

В переулке близ Крестьянской заставы в шлеме и галифе стоял постовой, имя которого затерялось, а фамилия дошла до нас с медицинской картой из архива старого госпиталя в Лефортово.

Фамилия постового была Чудинов, которая вам ничего не скажет — мало ли проживало в СССР Чудиновых, Чудаковых, Чудницких? В сводке о ночном происшествии он фигурирует под табельным номером 6354, который интересен лишь нумерологам, давая суммой крайних пар по девятке, но в честном повествовании бесполезен.

Нам же любопытна отметка, оставленная в карте дежурным фельдшером — тем, кто первым, так сказать, в профессиональном плане обследовал пострадавшего (после разнорабочего Непотребко, нашедшего его без сознания и стащившего из кармана червонец): «Множественные закрытые травмы конечностей и грудины, сочетанные со сдавливанием оных».

Как показывают последующие записи, хирурги, вооруженные дипломами и рентгеном, мало что добавили к первой по ее сути, кроме уточнения о двух сломанных ребрах и еще какой-то рекомендации, связанной с застарелой пупочной грыжей, не имеющей к делу ни малейшего отношения.

Чудинов этот, согласно Anamnesis morbi172, пробыл в госпитале неделю, счастливо избежал осложнений и, к слову, не стал разбираться с грыжей, хотя имел к тому преотличный шанс. Ни предшествующий тому, ни дальнейший жизненный путь постового нам не известны, кроме того отрезка, что он числился пациентом госпиталя. Зато уж он — во всех подробностях терапии, вплоть до пульса и температуры под мышкой. Не имея аргументов в пользу иного, будем считать Чудинова образцом доблести, порядочным семьянином и вообще цельным благополучным человеком (хотя зря он, конечно, запустил с грыжей).