Он смотрел на свои владения, медленно витая над ними, что гораздо приятнее, чем шагать, перебирая конечностями (тем более, когда можешь немного помухлевать, на время отбросив лишнее). Наслаждаясь видами своего творения, он всегда испытывал блаженство и гордость. Теперь к ним добавилось раздражение.

Собранный из ничтожных фрагментов, астероид имел рельеф, запутанный как овечья шерсть — сущий кошмар гольфиста и головоломка для топографа. Оба, попав сюда, через неделю бы спились от безнадеги.

В несколько прыжков Кэ переместился от подсвеченного звездой края к другому, за которым стояла лишь пустота. Узрев молекулу нафталина174, тяжелую и громадную в сравнении с водородом — мелкой ненадежной добычей — он схватил ее, присоединив к общей массе острова. В последнее время ему везло: летя сквозь рассеянную туманность, он собрал уже полсотни таких жемчужин.

Опять-таки, раньше это привело бы его в восторг, но теперь он безразлично полетел дальше, словно отдал дань никчемной привычке.

Мелькнуло отвратительное сомнение: зачем вообще это нужно? К чему стараться? Не лучше ли, в самом деле, быть лишенным плоти и направления? Столько забот, переживаний, усилий… Кто он вообще? Кто мыслит? Летит? Желает? «Да кто ж я наконец?!», — мысленно возопил он за немцем Гете, о котором и знать не знал. Перед мысленным взором пронеслась цепочка воспоминаний.

Когда-то, еще не имевший имени, вечность бывший в одиночестве и покое, он вдруг обнаружил кого-то рядом, кто явился и, не замолкая, шептал ему о каких-то глупостях, рисовал нелепые устрашающие картины. Он сопротивлялся и старался его не слушать, но чем больше старался, тем громче и навязчивей становился шепот.

Измучившись, он долго напряженно следил за неприятным пришельцем… Пока однажды не пришел к выводу, что этот «другой» — он сам, непостижимым образом раздвоившийся. Тогда он впервые испытал страх и назвал себя Кэ, чтобы уберечься от всего, чем он не был сам.