Светлый фон

Керо, сидевший на той же скамейке слева, отделенный от патрона мешком, орудовал завязками, подобно кладовщику отпуская корм и перекрывая доступ к нему, иначе птицы норовили нырнуть прямиком в хранилище, минуя заведенный порядок.

Дополним натюрморт черепахой, привязанной шнурком к ноге юноши, — шнурком, ни разу не натянувшимся, поскольку Фуджи неподвижно наслаждалась теплом, выбравшись на середину дорожки и замерев, далекая от идеи бегства, приводя в смущение прохожих, непривычных к виду рептилии на выпасе.

Нишикори пребывал в философско-лирическом настроении, отчего был разговорчив и склонен обсуждать отвлеченное:

— Не находишь ли ты, Керо, что мы весьма ошиблись в ожидании погоды на русской земле? Еще под Иркутском и когда проезжали Новгород — каждый раз прогнозы не подтверждались. Ты заметил это? — спрашивал Нишикори, старательно выговаривая по-русски, как того желали его принципы.

Юноша вежливо кивал, давая понять учителю: да, мол, ошиблись, ничего не попишешь, но я в этом деле не виноват. При этом взгляд его, обращенный к птицам, явственно выражал: «Кого бы что волновало…».

— Да-да, — вторил сам себе Нишикори. — Необычная страна. Не Азия, не Европа, но что-то среднее. Хотя, верно, больше все-таки Европа?

Керо согласно кивнул на это — если уж сравнивать с Нагасаки, то Москва определенно была Европой.

Снова воцарялось молчание. На дорожку полетело пшено.

— Сколько народу проживает в Москве?

Керо, было задремавший, порылся секунду в памяти, отыскивая нужную карточку:

— Более двух с половиной миллионов, сэнсей.

— Мм-м? Немало. Хотя… Шанхай, полагаю, не менее населен? Город этот в дельте реки Янцзы похож на кипящий котел со вчерашним маслом: что ни брось в него, будет вкус как у подгоревшего куска тофу.

Юноша и на это почтительно кивнул, едва удержав зевок. Он бы не отказался от куска тофу. А о Шанхае лишь однажды читал и вообще ни разу не был в Китае, хотя мог перечислить все провинции Поднебесной и с точностью до собачьей будки начертить схему Запретного города175. Монастырская библиотека была богата, а память и любопытство Керо казались безграничными.

Скажем начистоту, положение помощника Великого Стража было занятием, по большому счету, невеселым и весьма муторным. В частности, понятие «отдых» всегда распространялось только на Нишикори.

«Бездельничать, так бездельничать, что трепаться? — ворчал Керо. — Не в гору и не с горы, как упрямый… — назвать патрона ослом ему не позволило воспитание».

Будем справедливы, сам Нишикори на месте ученика давно бы дал себе пинка за дурной нрав и еще ввернул пару словечек из лексикона турецких евнухов. Такие как он редко кому-то служат. А если вдруг такое случается, то участь их господина часто бывает незавидной и довольно короткой.