Вновь накинув пальто, он вышел, захлопнул дверь и старательно повертел ключом, закрыв ее на три оборота; миновал дворик, калитку и вышел на угол дома… обнаружив, что не взял с собой ни копейки денег. Нужно было возвращаться обратно.

Тут случился семантический кризис, сгубивший некогда ослика философа Буридана, коему (философу) приписывается многое, в том числе непокой в королевской спальне, дурно для него кончившийся176. Мы же не последуем за средневековыми сплетниками, а смиренно поплетемся за М., который, проявив мудрость, предпочел потакать не лени, но голоду и вернулся за червонцем в подвальчик.

Посмотревшись перед уходом в зеркало, чтобы отвести сглаз177, он вновь закрыл дверь на ключ, придирчиво осмотрел ее, твердо решив утеплить к зиме, вышел на улицу и направился не в ближайшую бакалею, а в просторный магазин на Тверской с лучшим в столице ассортиментом.

Только что произошедшее потрясение, когда он, орудуя артефактом, вдруг обнаружил себя последовательно — на безлюдном тропическом побережье, у подошвы гигантского ледника, пронесся мимо черного шара в протуберанцах, а затем очнулся на подстилке из резеды в Нескучном саду —по загадочному свойству души возбудило в нем неутолимую жажду жизни, которой часто сопутствуют аппетит и желание побыть с людьми. То и другое как-то связано с ощущением реальности настоящего. Пишут (вы, уверен, об этом не раз читали), такое происходит, когда человек проходит по самой кромке. (Кое-кто даже специально прыгает с парашютом, снимая себя на камеру, — да-да, доходит и до такого!)

Это настроение, прямо скажем, уникальное для героя повествования, привело его в «Елисеевский» — в знаменитый гастрономический оазис, попасть в который мечтал каждый житель Союза, и попасть, конечно, с деньгами. Семга лоснилась на широком прилавке; хлеба бесстыдно выставляли края, похотливо жаждущие икры; отборные соленья в соседстве с пузатыми рядами «Московской» подмигивали призывно; оливы, жареный терпкий кофе, фрукты, сыр, тонкошеие журавлики «Саперави»…

От запахов голову кружило как в вальсе — с той разницей, что успешный тур с незнакомкой грозит дуэлью и скандалом с законной пассией, в то время как добрый стол — лишь приятной тяжестью и сытым беспечным сном. А уже во сне этом — пусть будут вальс и признания в любви и прочие избыточные явленья…

Примерившись взять из мясного ряда (а там, вишь, дело дойдет до водок), М. принялся выбирать с порывистостью голодного аспиранта.

Тут его словно прошибло током: у праздничных витрин бакалеи, под шкапом «Сардины-Омары», где четыре колонны держат уступ, похожий на обувную коробку, с озабоченным видом стоял Кудапов и смотрел в бочонок, наполненный курагой, что-то нашептывая ему. И бочонок, похоже, ему ответил, потому что, постояв еще короткое время, тот пошел от него к пирамиде консервированных стерлядок, недобро оглядываясь, и казался совсем расстроенным.