Светлый фон

Между тем, фигура устрашающего гиганта склонилась к его ногам, в одно движение сорвав правый туфель. Движение было такой силы, что шнурки лопнули, а ступню едва не вырвало из сустава. Тут же ногу прострелила резкая боль, по всему телу разлился жар.

Гигант поднялся, рассматривая белую продолговатую штуку, скрюченную, похожую на страдающую аутизмом личинку, бывшую ничем иным, как только что отделенным от ступни пальцем. Затем с сосредоточенным видом он прошел за спину Ильи, и занялся там каким-то бренчащим и поскрипывающим механизмом.

 

М. проснулся от резкой боли. Правую ступню свело судорогой. Он вскочил, свесив с постели ноги, и принялся ее растирать. Та словно окаменела. Ковыляя, он прошел в гостиную, зажег лампу и вскинул ногу на табурет, увидев, что один из пальцев стал черным, будто отмороженным. Он с испугом посмотрел на него, а затем, словно вспомнив что-то, бросился к письменному столу. Очевидно, какая-то связь еще оставалась, и, что бы он ни предпринимал, не удавалось ее окончательно истребить. Например, когда Илья с Варей… ну, в общем, М. кое-что чувствовал — и это его бесило.

С проблемой стоило повозиться. Он также очень надеялся, что связь эта не работает в обратную сторону — мысль жить как на ладони была совершенно невыносимой.

Схватив бумагу, он начал чертил, путаясь в завитках, ломал и отбрасывал карандаш, что-то вычислял на углу листа. На лбу его выступила испарина. Артефакт, медленно крутившийся над столом, занялся тусклым светом.

 

Нишикори вернулся к складному креслу, в котором только что сидел пленник. Оно было пустым, если не считать шелковых веревок, повисших на подлокотниках. Никаких следов, лишь ненужный туфель на мостовой и маленькая лужица крови от отрезанного мизинца, недостойная внимания в глазах воина.

Лотос Да-Он-Ли за спинкой кресла бешено вращался, совершенно дезориентировав черепаху, и так недружную с географией.

Нежелательный визитер

Нежелательный визитер

Около четырех утра Илья, грязный, исцарапанный, без очков и в одном ботинке (да-да, с недостающим пальцем ноги, я не забыл) стоял в прихожей, пытаясь объяснить Вареньке совокупно все перечисленное. Хуже всего пришлось придумывать на счет пальца, потому что история с маньяком под Патриаршим мостом и последующем чудесным перемещением на Пречистенку потребовала бы развить сюжет — но в другом совершенно месте, где непременно бы выплыло кое-что, что он точно не хотел объяснять. (Илья был убежден, что ему не место в психушке, хотя все меньше и меньше.)

Отмытый и перевязанный молчаливой недовольной супругой, он устроился, насупившись, на кровати, более всего боясь заснуть, потому что чувствовал, что реальность стала какой-то уж совсем ненадежной, мягкой и дырявой как кусок сыра. Но тело взяло свое и к шести утра он мертвецки спал, ощущая себя летящим в бездну. Вокруг кружила мучная пыль, забиваясь в нос, глаза и рот, в облаках которой всплывали неизвестные ему символы. Аппетитно пахло свежей выпечкой.