— Валим отсюда на хрен! — повернулся Илья к Нехитрову, вынимая трясущейся рукой отглаженный Варенькой носовой платок. Галстук он сорвал и брезгливо бросил под стол.

Нехитров же, сволочь этакая, расплывшись масленичным блином, лыбился как ни в чем не бывало, цепляя лук из розетки, и никуда, похоже, не собирался, а даже наоборот — разлил под край из графинчика, приглашая глазами занять место.

— Ты что, ошалел?! — не вытерпел Илья. Внутри него все кипело.

— Да ладно, не переживай, — отмахнулся вилкой Нехитров. — Место надежное, ничего бы не было в любом случае — тут ребята умеют успокоить залетных. А ты молодцом! Крут. Прими поздравления.

— Иди нахрен, Боря! Что за цирк?

— Ну уж, цирк! Так… Зашли два урода, отхватили и пошли дальше. Диалектика бытия. Не переживай, правда. Приезжие какие-то, хрен бы с ними. Здесь вообще чужие редко бывают. Ты не смотри, что выглядит как сортир — место хорошее. Стефана Пална в «Астории» служила, готовит — мм-м! — Нехитров поцеловал щепоть. — Цапнем корейку «а-ля Орлофф», водочки по двести — и на боковую. Не пожалеешь, верь моему слову! Чин-чин! Выпей, выпей, Илья… Василий!

В секунду подскочил половой, от которого по спине бежали мурашки. Илья невольно посмотрел на его руки: нет ли в них кистеня. Кистеня не было. И руки, что похвально, были чистыми, с аккуратно обрезанными ногтями.

— Так, Вась, клади в память: нам ухи горшок, корейку сделай два раза, еще белых, ржаного и бакинских помидоров с маслицем в стол. Мокрое полотенце принеси чемпиону, — он кивнул он Илью, потиравшему разбитый кулак.

— С нашим удовольствием, — на стол опустилась тарелка языка с хреном. — От заведения. Тихон Сергеевич сказал кланяться, — пояснил Василий и скрылся за шторой, той самой, из-за которой являлся бородатый грум, так смутивший Илью.

Прошло какое-то время. Посидели. И славно, скажу я вам, посидели! Место, как обещал Нехитров, было хоть и подозрительным на все сто, но кухня в нем была бесподобна, прислуга обходительна и быстра, а посуда чиста слезой. Таинственная Стефана Пална, наплевавшая на «Асторию» повариха, творила кулинарные чудеса, и Тихон Сергеевич вслед за языками не забыл про второй графинчик. Веселый урка, исполнив неопознанную сюиту, заткнулся, что очень радовало, занявшись сельдью под шубой. В общем, не местечко — отрада и парадиз.

— Прав ты! Тысячу раз прав: надо уметь жить — и жить! То есть подтверждать теорию практикой, — разглагольствовал выпивший Нехитров, толкая Илью в плечо.

— Угу, — соглашался тот, глядя осоловело на стакан с ледяным нарзаном, в котором прыгали пузырьки.