Гоша оборачивается. Остальные шагают в затылок, и голова того парня торчит над остальными — открытое лицо, смешная бархатная шапка. Нормальный мужик. У него, Гоши, ко всем им одинаково-ровное, добротное и крепкое, как его камуфляж, общее отношение: свои, надежные ребята. И каждый из них, сто пудов, ощущает то же самое.

После перехода.

В самый момент он не почувствовал ничего, если не считать того клока волос, с досадой и болью оставленного на решетке. Возможно, именно поэтому он, Гоша, и отвлекся, не поймал резонанса, мига разительной перемены. А теперь кажется, что вот так и было всегда. Ничего не изменилось — ни внутри, ни вокруг.

Они шагают по тропе, продолжающей виться по дикому уже склону, поросшему жухлой травой и куда более чахлым, чем в парке, кустарником; но тропа есть, а следовательно, здесь ходил кто-то и до них. Под ногами чавкает глина, размякшая под дождем, идти по ней мягко и хорошо. С не меньшим удивлением, чем о сети, гитаре и Эльке, Гоша вспоминает, что в последний момент вдруг захотел остаться, даже предложил что-то такое, не встретившее, к счастью, отклика. Неужели он, как бы это выразиться, трусил? Да нет, вряд ли, не до такой же степени, просто там, по ту сторону рваной сетки, разумными и правильными казались совсем другие вещи…

Его подошвы словно покалывает мелкими электрическими разрядами. Он никогда не остановится, никогда не устанет. Ему даже совсем не хочется куда-то приходить, достигать какой-то цели — происходящее прекрасно само по себе, в процессе, в движении. Наконец-то.

Внизу раскинулось море, оно стальное с прозеленью и чрезмерно широкое, будто стоит наклонно, положив на тяготение и горизонт. Длинными зубами выступают в море волнорезы, впрочем, все они остались позади. Внизу вдоль белесой каймы прибоя тянется узкая лента набережной. Тянется довольно далеко, упираясь там, впереди, в коричневое нагромождение скал. Серым наростом виднеется у самого моря крыша какого-то здания.

Они притормаживают одновременно, как по команде, останавливаются, собираются в кружок. Гоша почти никого не знает, так, максимум перекидывался парой слов. Но каждому из них, нелепых, экипированных кто во что, очень разных и одновременно неразличимых на вид, — он готов доверять безгранично. Пойти с ними хоть в разведку, хоть в атаку. Собственно, он уже и пошел.

Заговаривает командир — писатель, припоминает Гоша, то есть Элька будто бы говорила, что он чего-то там написал, — суровый старик с вертикальными морщинами на щеках и пронзительным взглядом из-под седых, как штормовая пена, бровей: