Целевая винтовка для охоты не годится: кольцевой прицел вместо телескопического, малокалиберная, однозарядная, магазина нет, дуло плавает, патроны неправильные и вдобавок тяжелая, как дерьмо. Пришлось намотать петлю на руку, просто чтобы выровнять оружие и дать себе хоть какой-то шанс – но даже так я в первый раз все равно промазал. Кролик «Позиция» улепетнул в пустыню, потом через два дня вернулся к воде, и тут-то словил вторую пулю.

Я взял «аншютц», потому что он был папин и потому что его свинцовые пули с мягким наконечником оставляли от всякого мелкого животного мокрое место. Пользовался я им в основном для самооценки: попасть в двухсантиметровую мишень с пятидесяти метров в таких условиях было вопросом скорее искусства, чем грубой силы.

Воробьи, но сразу два. Надо было брать «ремингтон», но теперь уже все одно слишком поздно.

Я повозился, пока не устроился удобно, пристроил на камне пару дополнительных магазинов, чтобы можно было быстро взять, и затаился.

Птицы рылись в песке и потихоньку прыжками подвигались к воде. Я прицелился чуть выше, так что кольцевая мушка заслонила все, кроме маленького тельца первой птицы. Мягко вдохнул, следя, как картинка скользит вниз через прицел, задержал дыхание, чуть прижал спусковой крючок, замер…

Если департамент узнает про «аншютц», меня нафиг уволят.

…выжал спуск…

Что-то коричневое метнулось через мушку, легкая отдача, тело упало на песок, воробьи улетели.

Мне стало слегка дурно.

Она была пыльно-черная, но не аборигенного типа. Таких черт я еще никогда не видел, даже на туристическом рынке во Фримантле: раскосые глаза взлетали к вискам, третье веко, уши, больше похожие на валики, окружающие впадины в черепе, чем на человеческие органы слуха, перепончатые пальцы на руках и ногах. Ей могло быть лет пятнадцать, то есть чуть меньше, чем мне.

Голая. И мертвая.

Инь и ян, всегда говорил папа. Тьма и свет. У источника только что стало меньше света.

Моего отца, Рудольфа Картрайта, кремировали. Я забрал официальную урну с прахом, где было немного папы, немного гроба и немного других мертвых людей и их гробов (учитывая плотное расписание крематория) на утес Блафф Нолл, что в Стирлинговой гряде. На этой горе мы с отцом сделали первый многочасовой привал, когда уехали из Сиднея… после того, как мама вернулась в Ирландию, к своим родным.

Двадцать второго октября в одиннадцать вечера, четыре года назад, ее самолет взлетел с австралийской земли. Несмотря на все обещания, больше она к нам не вернулась.

Это было сложное время, путаное. Ни я, ни отец в Сиднее оставаться больше не хотели. Папа бросил работу и забрал меня из школы. Обоим был нужен какой-то новый старт. Мы продали все, что не влезло в машину, и решили, куда хотим поехать, только когда тронулись с места.