– Не стал. И однажды – бах! Мистер Придурок зацепился скафандром, слабый шов разошелся, и мистер Придурок погиб страшной, мучительной смертью. – Фалькони придвинулся ближе. – И кто в этом виноват?

– Сам придурок, разумеется.

– Возможно. Но правила ясны, а мальчик их нарушил. Не отступи он от правил, тот человек остался бы жив.

– Но он же совсем ребенок, – запротестовала Кира.

– И это верно.

– Значит, отвечать должен отец.

Фалькон пожал плечами:

– Может быть. – Он подул на челл и отпил глоток. – Но выяснилось, что причина в производителе. Скафандры были дефектные, со временем и все остальные тоже отказали бы. Пришлось заменять всю партию.

– Не понимаю.

– Иногда, – сказал Фалькони, – дерьмо случается само собой, и ничего тут не поделаешь. – Он посмотрел на нее. – И никто не виноват. Или все виноваты.

Кира задумалась над его рассказом, пытаясь найти в нем зерно истины. Она знала: Фалькони хотел таким образом показать, что понимает ее и даже отпускает ей грехи, и она была благодарна за это. И все же этого было недостаточно, чтобы унять сердечную боль.

Она сказала:

– Мальчик наверняка все равно чувствовал себя виноватым.

Фалькони наклонил голову:

– Разумеется. Думаю, так оно и было. Но нельзя допустить, чтобы такого рода вина сожрала всю твою жизнь.

– Почему же нельзя?

– Кира.

Она крепко зажмурилась, но не смогла изгладить из памяти картину – Алан, пронзенный, пригвожденный к ней шипами.

– Случившееся не отменить. Я убила человека, которого любила, Фалькони. Казалось бы, что может быть хуже, но нет: я умудрилась развязать войну – чудовищную межпланетную войну, – и все это моя вина. Как такое исправить?

Фалькони долго молчал. Потом вздохнул и поставил кружку на палубу.