– Мне было девятнадцать…

– Что бы ты ни рассказал, мне от этого легче не станет.

– Слушай внимательно: это уже другая история. – Он повертел кружку за ручку и, видя, что Кира больше не перебивает, продолжал: – Мне было девятнадцать. Родители поручили мне присмотреть за сестрой, а сами отправились в гости. Меньше всего мне хотелось возиться с мелкой, тем более в выходной. Я здорово обозлился, но что поделать? Родители ушли, а я остался.

Фалькони слегка постучал кружкой по палубе.

– Но я не смирился. Сестра была на шесть лет моложе, и я решил, что она может и сама позаботиться о себе. Потихоньку выбрался из дому и пошел гулять с друзьями. Как всегда по субботам. А потом… – Голос Фалькони прервался, он сжимал и разжимал кулаки, словно пытаясь раздавить нечто невидимое. – Взрыв. Пока я добрался до нашей квартиры, стены уже провалились внутрь.

Он покачал головой:

– Я кинулся в огонь за ней, но было слишком поздно. Надышалась дыма… Вот откуда эти шрамы. Выяснилось, что сестренка вздумала готовить и как-то устроила пожар. Будь я с ней, как мне было велено, все бы обошлось.

– В этом ты не можешь быть уверен, – перебила Кира.

Фалькони посмотрел на нее искоса:

– Вот как, не могу?

Он подобрал с палубы колоду, сунул отдельно лежавшие карты в середину и дважды перетасовал.

– Ты не виновата в гибели Алана и всех остальных из твоей команды.

– Я виновата. Я…

– Стоп! – Фалькони ткнул в нее пальцем. – Ты к этому причастна, но это не твоя вина. Ты не принимала сознательное решение убить друзей. Ты точно так же не хотела им смерти, как я не хотел, чтобы умерла моя сестра. А что касается проклятой войны – ты же не всемогуща, Кира! Медузы сами принимали свои решения. И Лига, и даже Утроба. В конечном счете только они и могут отвечать за свои поступки. Так что хватит себя винить.

– Ничего не могу с этим поделать.

– Чушь! Можешь. Но не хочешь. Тебе нравится винить себя. Знаешь почему? – Кира безмолвно покачала головой. – Потому что возникает иллюзия контроля. Из всех жизненных уроков труднее всего усвоить этот: есть вещи, над которыми мы не властны и ничего не можем изменить. – Фалькони приостановился, глаза его твердо блестели. – Винить себя – обычная реакция, но пользы в ней нет. Пока не прекратишь, пока не сумеешь остановиться, ты не излечишься.

Он расстегнул манжеты и закатал рукава рубашки, обнажив оплавленную кожу предплечий. Сунул свои шрамы Кире под нос:

– Поняла, почему я сохранил эти шрамы?

– Потому что… потому что ты чувствуешь себя виноватым…

– Нет! – резко ответил Фалькони. Потом, уже мягче, добавил: – Нет, я сохранил их, чтобы напоминать себе, что́ я могу выдержать. Через что я прошел. Если начинается черная полоса, я смотрю на свои руки и говорю себе: я справлюсь с любыми проблемами. Жизнь не сломает меня. Не может меня сломать. Убить – может, но что бы ни обрушилось на меня, это не заставит меня сдаться.