Светлый фон

Погруженный по колено в вонючую жижу, Бенедикт привалился к поросшей мхом насыпи, почувствовав затылком пронизывающий холод сырой земли. Живот горел от боли и будто надувался изнутри. Хотелось кричать, но Бене изо всех сил сжимал зубы, сквозь которые просачивались лишь едва слышные стоны. Слезы текли по его щекам двумя тонкими ручейками. Хотелось завыть от обиды и разочарования, но Бене мог позволить себе только беззвучные рыдания, от которых лишь сильнее пульсировали раны.

С грохотом распахнулась входная дверь купальни. Улицу заполнили крики, ругань и топот. Бенедикт попытался прислушаться к словам, но все они сливались в сплошной неразборчивый гам. Все, что теперь оставалось – не высовываться и сидеть тихо, пока эти тупые ублюдки его не найдут… ну или пока не выбьются из сил. Впрочем, у Бене были все шансы не дотянуть ни до одного из вариантов.

 

3.

 

Бенедикт открыл глаза и поморщился от струй ледяной воды, стекающих по его лицу. Было холодно… кошмарно холодно. Все его тело сотрясала крупная дрожь, зубы выбивали дробь с такой силой, что, казалось, могли раскрошиться. Бене понадобилось несколько мучительных секунд, чтобы вспомнить, что с ним случилось, где он и как сюда попал. Он попытался подняться, но тут же скривился от боли в животе. Весь пожухлый мох вокруг его тела залила кровь. Смешанная с дождем, она алыми потоками стекала к ногам Бене, смешиваясь с мутной жижей канавы.

– Проклятье…

Бенедикт застонал и обреченно посмотрел на грязно-синее небо, с которого на него сыпались тяжелые капли осеннего ливня. Стало заметно темнее, однако он сомневался, что провалялся в канаве слишком долго. Земля только начала пропитываться влагой и превращаться в по-настоящему непроходимое болото. Что ж, по крайней мере, его до сих пор не нашли – хоть какой-то плюс в этой дерьмовой, во всех смыслах, ситуации. Бенедикт прислушался, но, кроме шума дождя, похожего на громогласные аплодисменты многотысячной толпы, не смог разобрать ничего.

– Вставай! – он сжал зубы и, превозмогая боль, заставил себя опереться о затекшие ноги, отчего едва не плюхнулся в канаву. – Нужно… выбираться.

Продравшись через стебли камыша, Бене, прижимая левую руку к ранам, вскарабкался на дорогу и уткнулся лбом в вязкую грязь. Какие-то полдюжины шагов, которые прежде он мог преодолеть всего за пару секунд, теперь дались ему с неимоверным трудом. Бенедикт задыхался. Сердце колотилось быстрее, чем стучали друг о друга его зубы. Его скрутил приступ тошноты, но в желудке не оказалось ничего, кроме горькой желчи. Он замер, ожидая криков и новых ударов, однако единственным звуком в округе все еще оставался рев ливня и утробное завывание ветра.