Салтик пристально на него смотрит, а затем опускает взгляд.

– Я не смел спросить… но нет ли у вас тут врача? – тихо говорит он.

– Да, у нас есть медицинский пункт, – отвечает капитан Бек устами Неми.

– Иногда из-за холма в нашем селении болеют люди. Болеют, а потом умирают. Или полностью сходят с ума, как тот человек, которого вы встретили в апреле. – Он на мгновение замолкает. – Вас наверняка удивляет, почему мы отсюда не сбежали. Многие бы так поступили, но здесь наш дом, к тому же холм чаще нас защищает, чем ранит. Повстанцы и прочие нехорошие люди не заходят в Кумиш, разве что в крайнем случае.

– Кто-то болен? Ему нужен врач? – спрашивает Бек.

– Мой внук, Бехрам, болен с воскресенья. Сперва мы думали, что это какая-то обычная болезнь, но вчера он перестал узнавать свою мать.

Я чувствую, как у меня по коже бегут мурашки.

– Подождите немного, я поговорю с начальницей медсанчасти, – говорит Бек.

Одновременно Вилмотс официально обращается к Мерстрему:

– Лейтенант, подготовьте пленного. Разрешаю его освободить.

Неми ненадолго нас покидает – ей нужно в туалет. Капитан объявляет перерыв. В комнате вместе с седым армаем остается только лейтенант Остин, который просматривает лежащий перед ним журнал, и я, подпирающий спиной жестяной подоконник. Окно плотно закрыто толстой упаковочной бумагой, жесть злобно впивается в бедро.

Хавар Салтик поворачивается на стуле и смотрит на меня.

– Вы ведь понимаете, что я говорю, да?

– Да, понимаю, – отвечаю я с диким акцентом, как когда-то капитан Ахари.

– Вы знаете, что старик не лжет. Вы мне верите.

Я лишь задумчиво киваю. Вера тут совершенно ни при чем.

Маленький Бехрам медленно умирает.

Мне хочется утешить Салтика, сказать ему, что нас окружает лишь сон и мы не можем сегодня друг с другом разговаривать, потому что на самом деле я давным-давно покончил с собой в Сигарде. Я поехал туда, чтобы совершить самоубийство в рамках закона, и мой план удался. Я сел в кресло в стерильной комнате, работники клиники девитализации «Омега» пристегнули меня ремнями и исполнили приговор, который я сам себе вынес. За всей процедурой наблюдала комиссия из пяти человек: инспектор ДКД, священник, представитель клиники, окружной судья и активист из правозащитной организации.

Судью звали де Вильде. Он тридцать лет работал в Верховном военном трибунале и даже когда-то вынес смертный приговор за дезертирство. Как и Эстер, он не получал удовольствия от убийства, но не колебался, если требовалось убить. Даже в конце своей карьеры, работая на четверть ставки в окружном суде, де Вильде не испытывал угрызений совести.