Несмотря на то что опорой при ходьбе ей служила деревянная клюка, под руки ее поддерживали двое: по одну сторону – худощавый юноша в темной одежде с рюкзаком за плечами, флуоресцентные лямки светились ярко-оранжевым огнем, по другую – субтильный, немного сутулый мужчина с белесыми кудрями, сродни холодному отсвету провожавшей спутников луны. Троица ступила на порог дома, и стеклянные двери затворились за ними, оставив за спиной лунную дорожку с ее покровительственным сиянием.

Оцифрованный рэпер недовольно закряхтел через пробудившиеся динамики:

– Что происходит? В чем дело? Кто здесь?

Как будто продирая глаза ото сна, он пытался разглядеть нежданных гостей сквозь редкие просветы серебристой завесы экранного шума. Троица стояла спиной к лунному свету за прозрачными дверями, лица пришельцев скрывала тень. Но сила шувихани разливалась из темноты.

Картинно прочистив горло, МС Рад-Х радостно воскликнул:

– Верховная жрица привела двоих! Но пятьдесят шесть уже на месте. Полна колода! Приветствую!

Паренек с экрана по-шутовски гротескно захлопал в ладоши. Старая цыганка не среагировала на приветствие. Мужчина-альбинос подал стул, и она неспешно села. Ее почерневшие грубые руки перемешивали карточную колоду. Юноша встал рядом, поставив на пол рюкзак. Он снял шапку, и его длинные темные волосы разметались по плечам. Из всей троицы он один проявлял признаки беспокойства: то обращал взор на распластанные по полу тела людей, таких же, как он, молодых, то с опаской вглядывался в экран, а затем вновь переводил взгляд вниз, а после – на цыганку Малу. Никто и не подозревал, что мальчик среди недвижных тел узнал своего одноклассника. Пашка, счастливый обладатель заветного билетика, лежал на полу, уставившись в потолок остекленевшими глазами. Это зрелище привело Акима в ужас, он едва держался, до боли стиснув зубы.

– Ошибаешься, – проговорила Верховная жрица. Ее голос – хриплый, с придыханием – звучал тихо, но тем не менее был отчетливо слышен. – Сегодня я пришла по твою душу!

Черные служки резво сгрудились у экрана, предвидя опасность. Тем временем юноша вытащил из рюкзака маленькую картонную упаковку, в которой оказались таблетки желтого цвета. Он, раскрыв капсулу, протянул таблетку цыганке. В считаные секунды та проглотила пилюлю – запросто, не запивая.

– Чем прогневал я тебя, Праматерь Великая? – возопил рэпер, делано возведя очи горе.

Но Великая Праматерь была уже далеко, там, где пылающий обруч окружал присмиревший Вихрь. Оживший страх Марианны, явившись из ниоткуда, неотступно приближался, вгрызаясь в душу черными глазами, темнее самой ночи. Еще тогда при виде шувихани, идущей по освещенной луной аллее, сердце Марианны екнуло, если бы сердце могло биться по ту сторону зеркал, но здесь осталась лишь память о сердце, что способно страдать. Однако и ее оказалось достаточно, чтобы все пережитые страдания нахлынули разом. Марианне ничего не оставалось, как принять их как неизменный атрибут воскресшей памяти. Марианна смиренно смотрела, как цыганка, на миг разомкнув кольцо, встала в круг, соединившись с ней и Марийкой.