Свет из окон второго этажа едва освещал колышущийся на фасаде японский флаг, казавшийся червоточиной, ведущей в иное временное пространство. Мыслительные процессы удивительным образом низвергали рациональность до нелепых ассоциаций. Чугунная ограда вокруг здания представлялась строчками абиграммы, приоткрытая дверь ― щелью антибитового передатчика, что выплевывает послания из будущего. Мокрый газон, на который он рухнул, был похож на дождевой лес, населенный странными существами. Одной искалеченной гусенице он помог вскарабкаться на лист.

Теперь, когда время течет необратимо, он, насколько хватит сил, будет жить только мыслями о прошлом.

Часть III. Конец времени

Часть III. Конец времени

Глава 22. Ён

Глава 22. Ён

Голова, приятно погружаясь в подушку, непривычно побаливала. Наверно, из-за медицинских процедур. Побочные эффекты, вероятнее всего, также были причиной странных видений, в которых он едва не задохнулся в ящике со стеклянной крышкой. Он чудом оторвал уплотнитель и дышал через образовавшуюся щель, пока за ним не пришли. Интересно, сколько дней его отмачивали? От биогеля до сих пор пощипывает кожу.

К нему не заходили посетители. Ни коллеги, ни полиция, ни инспекторы. Даже медперсонала не было видно. Во всяком случае, он не помнит, чтобы с кем-нибудь общался. Вообще ничего не помнит с момента, как потерял сознание на лужайке японского посольства.

Под тонкой простыней, в прохладной темноте земного притяжения, в окружении благодатной тиши, схлопнувшейся до размеров койки, он пролежал часов пять, а может, и дольше. Сознание по крупицам возвращалось к нему.

Вначале он понял, что находится в пространстве. Оно было безликим и пустым, и только бесформенная мысль парила над бездной. Затем прорезались кислые запахи просроченных белковых картриджей, шелестящие звуки вентиляции, гоняющей затхлый воздух. Понятие времени пришло вместе с собственным именем. Физиологические ощущения навалились слабостью, затрудненным дыханием и тошнотой, подкатывающей к воспаленному горлу, тяжестью сомкнутых век, зудом и головной болью, усилившейся, когда он пытался вспомнить, зачем поплелся в дипмиссию враждебной страны. С дурным предчувствием, рассеянно он обратился к теореме Эренфеста89 ― он помнит название, уже хорошо! ― чтобы наравне с математическим доказательством выстроить порядок в памяти.

Он вслушивался в безмолвие ― холодная тишина. Внутренний голос молчал. Не хватало слов, чтобы думать, ничего не осмыслить, все скрыто. Напряженные нейроны чувствуют незаполненность, ячейки, в которых должны храниться теоремы и тщательно опровергнутые гипотезы, пусты. Словно нарочно оставленные пробелы, эти пустоты вызывают физическую боль в висках. Мысли оживляются, безостановочно обмениваются впечатлениями ― одно хуже другого: «Тебя хотят превратить в растение» ― пугают одни, «Твою память навсегда изъяли» ― подначивают другие. Он же хранитель времени ― это утверждение возникло случайно, ― так почему же его сознание подернуто непроницаемой темнотой?! Темный… как запекшаяся кровь, как нечто твердое в вакуумном контейнере… Облик мертвой Юмису всплыл неожиданно и потянул за собой вереницу безумных смертей, свидетелем и соучастником которых он стал пару дней назад. Обезумевший Каони стреляет в молоденькую девушку. Стреляет в Сержа. Его замученный отец умер спустя минуту. Хайлл Хантер, Юджин Донахай, Анна Андреевна… Бесконечный список призраков, имена которых звучали далекими отзвуками. Лица ― угрюмые, добрые, рассеянные, хмурые ― столько лиц, проступающих из глубины пережитых событий. Образ белокурого Трэя вещает мелодичным голосом, но слов не разобрать ― и вот его окровавленный труп висит на козырьке. Ён ошеломлен, но не огорчен, ведь перезагрузка времени вернет друга из небытия. Именно так он думал в тот момент. Но антибитовый передатчик в «Зоне А» был уничтожен аннигиляционным взрывом. Течение времени стало необратимым.