– Здесь мы можем пообщаться, Нгуен-сан. Меня зовут Киё. Я искусственный интеллект. У меня для вас специальное послание.

– От кого?

– От Чиёко, члена Совета Пятерых.

– От Совета? – изумился Ён. – Послание простому смертному?

Поклонившись, Киё воспроизвела запись. Из динамика раздался диктующий женский голос, вещал он по-английски, без акцента.

– Мистер Нгуен, у вас, безусловно, много вопросов. Прежде чем вы получите на них ответы от моей помощницы Киё, прошу отнестись к случившемуся беспристрастно и не винить себя за то, что изменить было не в ваших силах. Вам выпали тяжкие испытания, которые вы, со всей чистотой помыслов и безукоризненной порядочностью, выдержали, не растеряв чести и доблести. Против вас выдвинули обвинения Азиатский Союз и ее вассал – Корпоративная Республика, – но японский народ знает о ваших истинных мотивах, вашей преданности науке и той цене, которую вы заплатили ради спасения человечества. Высшие идеалы, что путеводной звездой вели вас во мраке неведения, искупают любые проступки. Именно по этой причине Совет Пятерых пожаловал вам политическую защиту и отказался от передачи вас Международному трибуналу, рассматривавшему дела о преступлениях против человечности. За долгую историю Возрожденной Японии такой чести удостаивалось всего восемь иностранцев. Я, Чиёко, член правления страны Взошедшего Солнца, приглашаю вас влиться в нашу прогрессивную нацию!

– Желаете прослушать сообщение повторно или сразу перейдем к вопросам? – спросила Киё.

– Меня? Под трибунал? Это Каони должны судить. Посмертно. Он отдал приказ уничтожить пассажиров с шаттла, он расстрелял заложников в «Зоне А» и разрушил антибитовый передатчик, он финансировал исследования Чина Лю, которые привели к заражению Дэнкинса. Меня собрались судить за то, что я спасал мир? Я виноват лишь в том, что случайно убил Трэя. Но я не намерен скрываться от правосудия. Пусть меня судят. Вам не стоило бросаться такими щедрыми подарками, как политическое убежище.

– Я не судья, Нгуен-сан, чтобы принимать решения о вашей виновности или непричастности к тем или иным событиям, – ответила Киё. – Я лишь передала послание, записанное для вас двести одиннадцать лет назад.

– Сколько? Одиннадцать лет?

– Вы провели в заморозке двести одиннадцать лет. Сейчас 2687 год.

Голограмма Киё чуть померкла. Ёну показалось, что у него затуманилось зрение, но нет, свет действительно моргнул.

– Где все люди? Я хочу с кем-нибудь поговорить. Выпустите меня. Мне нужна полиция, врачи, кто угодно. Мне плохо. – Ён рухнул на трясущиеся колени.