И тогда верблюд упал. Подогнулись передние колени, приняли на себя трехсоткилограммовую тушу. Не выдержали веса, и Шайтан грузно завалился на бок. Девочка заверещала, мгновенно спрыгнула с пошатнувшейся верблюжьей спины, на четвереньках добежала до матери и как по пальме взметнулась к ней на руки.

Шайтан несколько раз попытался повернуться, подвести под себя неуклюжие ноги, а потом заплакал. Тоскливый безнадежный звук увяз в непроглядном тумане.

Равиль рухнул на колени перед верблюжьей мордой, прижался к шерстяной щеке.

– Девочку придется нести тебе, – глухо сказал он. – У меня много поклажи. Идите, я догоню.

– Куда – идти? – заторможенно спросила Анастасия.

Шериф сжал кулаки.

– Можно прямо. Просто прямо, не важно куда. Догоню – разберемся. Можно назад. Но они уже близко, я чувствую. По-хорошему, из снежного кольца можно выйти только по следам. Пойдем вперед – можем заплутать навсегда. Решай сама.

Анастасия замерла, все крепче прижимая к груди дочь.

– Да уведи же ребенка!!! – заорал Равиль.

Женщина еще секунду потопталась в нерешительности, а потом почти бегом направилась вперед, в бурую туманную мглу.

В левой седельной сумке, на которую упал Шайтан, осталась вся еда. Шериф разорвал матерчатый край, торчащий из-под вздымающегося горой верблюжьего брюха, зазубренным костяным ножом. Вытащил все, до чего смог дотянуться.

Из правой сумки он извлек два тяжелых кустарных самострела, колчан из ободранного кожзама с десятком стрел, плоский пластиковый продуктовый контейнер – в нем хранились реактивы и готовые пиротехнические смеси – и полиэтиленовый пакет с хлопушками и самопалами.

Шайтан захрипел, завозил копытами по снегу.

– Сейчас, дружище, сейчас…

Едва справившись с тугим узлом, Шериф достал самопал – длинную пластиковую трубку, до середины начиненную «медленным» цирковым порохом и мелкой галькой, обмотанную во много слоев синей изолентой, с коротким шнурком чеки.

Шайтан снова попытался подняться, но бессильно упал в снег. Посмотрел Равилю в глаза и послушно замер.

Шериф упер самопал верблюду под нижнюю челюсть, прыгающими пальцами поймал веревочку чеки и резко дернул.

Тело Шайтана взбрыкнуло всеми четырьмя ногами, и еще раз, а потом осело горой мертвой плоти. Во всем мире словно выключили звук.

Равиль отбросил в сторону вздувшуюся, раскрывшуюся лепестками наружу трубку самопала, привалился к теплому брюху Шайтана и попытался ни о чем не думать.

Но мысли не хотели ждать, с муравьиной настойчивостью лезли в голову.