– В фуккацу нет посредника, – повторил я. – Если кто-то в усадьбе Хасимото и охотится на наследника, он делает это сам, своими силами. И убить себя молодой господин должен сам, иначе… Даже отчаянный мальчишка Иоши, решив убить брата Шиджеру при помощи собачьих клыков, не стал собакой, а всего лишь взбесил собаку, побудив кинуться на хозяина. О да, в фуккацу нет посредника, будь ты живой человек или злобный дух.

Я встал:

– Вы просили у меня имя, Иссэн-сан? Я принесу вам имя. А сейчас мне пора ехать.

Заржала лошадь, предчувствуя дорогу.

3 «Вон отсюда!!!»

3

«Вон отсюда!!!»

Бирку на въезде в усадьбу у меня приняли с такой радостью, словно подозревали, что я удрал для того, чтобы никогда в жизни не переступить порог дома клана Хасимото. Я бы и не возражал так поступить, но меня останавливали два ужасных стража: гнев начальства и мое собственное любопытство.

Знать бы еще, кто из стражей ужасней!

В гостевом домике меня ждал ужин. Перекусив от щедрот господина Цугавы и выпив чаю, я посетил сперва отхожее место, затем – домик для купания, где наскоро ополоснулся, и отправился спать. Ворочаясь на ложе, я пожелал себе мирных снов – например, распитие саке под цветущей сакурой в компании двух-трех певичек, которым нравятся молодые дознаватели.

Вместо саке я едва не получил топором в зубы. Увернулся, рубанул вслепую мечом. Зацепился за сучок шнуром, которым подвязал рукава кимоно, рванулся…

Ну да, конечно. Помню. На певичек можно не рассчитывать. А громила с топором, кажется, не слишком любил молодых дознавателей.

Поляна, лес.

Лезвие, обух, лезвие.

– Ты не Хасимото!

Я поднял взгляд к небу. С бешеной скоростью небосвод превращался в женское лицо. Покрывался белилами, обретал глаза, горящие диким бешенством, брови, нарисованные высоко на лбу, ярко-красный рот, искаженный воплем:

– Ты не Хасимото! Что ты здесь делаешь?!

– Сплю, – честно ответил я. – Я сплю, а ты мешаешь.

– Вон отсюда!

– Да с радостью! Тоже мне, счастье: топор да твои вопли. У тебя не найдется пары певичек?