— Ну точно, ваше сиятельство, — зарделась женщина. — Двести девятый год от коронации Тибра, да будет благостна его душа в садах Девейны. Так может, хотите чего, ваше сиятельство? Послать Реллу в теплицы за персиками? Или пусть тяжёлые фолианты вытащит про жизнеописания их величеств?

— Не сегодня, — снова отказалась я. — Слишком хорошо себя чувствую.

Сиделица всхлипнула и запричитала пустыми молитвами во спасение подданной Ванды Ностры. Чаще всех Нэнке поминала Девейну-прародительницу, но иногда обращалась и к Мэндэлю или Вэйну. Мне бы тоже хотелось помолиться, да только я не знала, кому. Я могла слышать голос Иверийского замка, видеть сквозь время и говорить с вещами, что несли в себе живые картины прошлого, но богов я никогда не ощущала. Ни один не отзывался мне, и всякая магия была чужда моей чуткости. Кроме той, что изматывала каждый раз, проклиная очередным видением. Сегодня я улавливала его приближение, потому как дух мой был полон бодрости, энергии и жизни. Магическая память наполнялась силой до тех пор, пока последняя непроизвольно не выплёскивалась, выдёргивая меня в любой из периодов вечности.

— Великий консул обещался сегодня почтить визитом, — напомнила Нэнке, суетливо взбивая парчовые подушки. — Будет снова вас мучить, чего только ради, спрашивается? Уж чему суждено сбыться, то сбудется. Ещё Древние волхвы так говаривали.

Камлен Видящий учил меня контролировать видения и вызывать их, отправляя себя в прошлое. Посещения помогали лучше понимать Квертинд, чувствовать его наследие и пути процветания, но, в основном, это нужно было для того, чтобы очередной транс не отправил меня в будущее. В будущее смотреть было опасно и очень горько. Это я знала уже и по своему опыту.

— Вы снова будете лежать без сил и плакать, — сиделица по-хозяйски оглядывала комнату. — Говорит так добро, ласково, а всё равно худо вам делает. Вот же удумал старик! При Иверийцах он был тих и болезнен, прямо как вы сейчас.

Поначалу я училась самому сложному — распознавать настоящее. До моего приезда в столицу люди смешивались в едином хороводе, я не разбирала времен и сроков, не понимала, что уже сбылось, а чему ещё суждено. Морок пророчеств водил меня тропами безумия. Но мне не начертано было в них затеряться.

— Опять молчите, — не унималась Нэнке. — Пугаете меня: не понимаю я, когда вы рядом, а когда — там, — она неопределённо махнула рукой, тревожно косясь на меня.

— Я здесь, Нэнке, — раздражённо отозвалась я. — Пока ещё здесь.

Навык контроля над видениями давался мне тяжело, но зимой появились первые значительные достижения. Я всё реже проваливалась в будущее, но тем глубже были раны от каждого явления из грядущего. Иногда это были чужие, незнакомые лица, но порой случалось смотреть на тех, кого я видела в настоящей реальности. Возвращение было мучительным, и это всегда изматывало меня, до слёз, до истерик, до бессильного исступления.