— Они почитают солнце и предков, — вспомнила я религию Таххарии-хан, оставив свои попытки вызвать погружение в былое. — Больше нашего чтут традиции и наследие прошлого.

— Уж лучше в будущее смотреть, чем в прошлое, — увлеклась беседой Нэнке, но осеклась, наткнувшись на мой взгляд. — Ох и ляпнула я…

Смотреть в прошлое всё равно что изучать галерею искусств Нарцины.

Судьба — художница и скульптор — являла мне свои истории ожившими образами, смотрела моими глазами сквозь чужие радужки.

Сбывшиеся события я наблюдала как театральные пьесы, кочевала из одной в другую комедианткой, меняя образы.

Видения из будущего сильно отличались. Раньше я никогда не замечала этого, но Камлен Видящий указал мне на важную разницу. Когда видишь мир глазами проводника, то в прошлом переживаешь историю вместе с ним, ощущая все нюансы настроения и эмоциональные оттенки. В будущем же нет чувств. Только холодный набор последовательностей, эпизодов и разговоров. Великий консул объяснил мне, что события являются сутью предрешённой, поэтому их возможно лицезреть. Эмоции же всегда являются личным качеством и потому рождаются в человеке внезапно, одномоментно, и их нельзя подчинить никакой логике, даже пророческой. Поэтому в будущем их ещё не существует и ни одну из них нельзя прочувствовать. Предсказать, что будет чувствовать человек в момент свершения предначертанного, невозможно.

Я взяла гроздь смородины, алую, с терпким ароматом, и поднесла к губам. Я — не я. Меня отныне нет. Это не я внутри. Меня уносит время, я оставляю своё бледное тело и становлюсь тем, кто растил эту ягоду. Простой крестьянкой в саду Батора или свиром Ревда в теплице.

— Вот и правильно, покушайте, — вкрадчиво похвалила Нэнке, указывая мне на то, что я всё ещё нахожусь в своём теле. — Всё полезнее, чем пялиться на этот мраморный могильник. Ужасное какое горе, страшное.

Я оторвала губами одну ягоду и со вздохом положила гроздь обратно в расписную вазу. Снова не получилось.

Каждый предмет был символом, впитавшим в себя воспоминания и взгляд того человека, которому он принадлежал. И через этот символ я могла стать им — кем-то другим, кем-то чужим, жившим другой жизнью. Простой или тяжкой.

Люди не любили жить в своём прошлом, я же обожала находиться там.

Я почувствовала, как холод застывает во мне, но потом кипит, льётся струями по бесцветным волосам. Так пришла грусть, возвращая меня в моё прошлое. Не видением, только воспоминанием. Шифон заструился, лаская мои колени, когда я зашагала по паркету. Звон браслетов наполнил залы, вторя канареечному пению. Прорицание не оставляло мне шансов на простую жизнь, но напоминания о ней служили для меня якорем в этом мире. Почти новый пергамент, что мне разрешили не сжигать, а сберечь как талисман, раскатался под пальцами.