Я с силой вырвала свои часы из его пальцев и развернулась к выходу. Три лирны меня никак не спасали, а расставаться с кинжалом я точно была не готова. Последние деньги уйдут на тиаль, а это значит, что мне стоит задуматься о работе.

— Могу дать четыре! — крикнул вслед старичок, когда я уже спрыгнула на первую ступеньку.

«Надо было брать часы с аквамаринами», — промелькнуло в голове, когда я выбежала на залитую солнцем улицу, застёгивая ремешок на запястье. От резкого света я зажмурилась и попыталась закрыться рукой. Из-за нагретого лучами камня в городе было значительно теплее, чем в академии.

Серый гранит высох на солнце, и сейчас здания и мостовые выглядели светлее, чем обычно. Торговцы вылезли из своих лавочек, довольно щурясь и непривычно улыбаясь прохожим.

На улице было удивительно людно. Среди хмурых горожан можно было встретить совершенно потерянных и восторженных путешественников, что бесцельно шатались вдоль улиц, глазея по сторонам.

Я присоединилась к потоку людей, отметив среди них пару светло-зелёных жилетов. Эти студенты не были первокурсниками, но всё равно удивлённо озирались, осматривая плотные ряды двухэтажных построек Кроуница. У кондитерской старшекурсники радостно нырнули в арку входа, привлечённые аппетитным запахом. Я же сглотнула слюну и ускорила шаг.

Галиофские утёсы обсыпали город розоватым снегом — лепестками дикой вишни, что цвела на склонах. Морской ветер гонял эти невесомые весенние снежинки по вымощенным дорожкам, сметал их в канавы, кружил мелкими вихрями у ног прохожих. К торговой улице вела светлая дорога, перерезанная полосками теней. Вверху она стала темнее — кроуницкие бани выливали мыльные тазы прямо на брусчатку, разводя слякоть. Пенные речушки лились по пологой городской мостовой, собираясь по бокам в мелкие каналы.

Я весело перепрыгивала лужи, огибая ленивых гуляк. Мойщики и прислужники в насквозь мокрых передниках подолгу задерживались на улице, зевая и рассматривая проходящих мимо людей. На мне они останавливали взгляды и улыбались при виде студенческой формы. Некоторые даже кивали. Академия была гордостью Кроуница, и я загордилась важностью своей фигуры в городе.

Ещё выше улица расширилась и запестрела вывесками. Сдержанный в архитектуре Кроуниц, казалось, хотел впечатлить ими, как и своими фонарями. На длинной веренице домов ажурные и дощатые вывески смотрелись, как серьги, и каждая конструкция стремилась перещеголять соседнюю и выставить лавочку в лучшем свете. Надписи на некоторых отсутствовали, ограничивая вывеску только символом. Мне встретилась кованная медная туфелька над сапожной мастерской, бочонок у таверны «Пивунок», брецель над булочной, а золоченый цветок даже стукнул мне по лбу, когда я пыталась протиснуться между двух пузатых рудвиков.