— Леди Горст, — Каас опустил маску, едва заметно улыбаясь уголками губ. — Кажется, ты выросла за эти полгода.

— Стязатель Брин, — легко поклонилась я, как того требовала его должность. — Обычно люди меняются со временем: взрослеют, стареют, умирают.

— Тебя никто не обижал? — дежурно обеспокоился Каас и двинулся вдоль улицы.

На этот раз он не стал подставлять мне локоть, и я знала, почему. Стязатель не имеет прав на привязанности, а сегодня было слишком людно для того, чтобы он мог проявить симпатию. Так Каас заботился обо мне. По крайней мере, мне так хотелось думать. Я снова ловила на себе взгляды прохожих — уже не только любопытные и радостные, но и сочувственные.

— Кто посмеет, я же любимое дитя Квертинда, студентка академии, — я наигранно подмигнула загулявшему путешественнику, который восторженно уставился на мой жилет. — А ещё я умею неплохо драться, быстро бегать, стрелять из лука и ношу с собой кинжал, что ты подарил.

— Непривычно видеть тебя такой, — ухмыльнулся он, сворачивая в проулок.

За долгую разлуку я отвыкла от Кааса и сейчас с новым интересом рассматривала его профиль. Он заметил это и привычным жестом откинул с лица волосы. Выглядел он отлично, и я задумалась, как давно он в последний раз резал горло очередной жертве для Толмунда.

Мы нырнули под тесную арку проулка, уходящего ступенями вниз. Тёмный камень стен почти касался плеч стязателя, и мне пришлось семенить за ним. Плохонькая брусчатка под ногами перерезалась сточной канавой, заполненной мусором. Солнце сюда почти не проникало, и запах сухой пыли кое-где сменял привычный дух сырости. По-летнему свежий мох зеленел островками на стенах, ютился в уступах и выщерблинах. Других растений не попадалось, как и разгуливающих зевак. По дороге нам встретился только один шахтёр, сурово глянувший на нас из-под грязных бровей. Настоящий житель Кроуница, который не любит гостей.

— Какой — такой? — спросила я, когда чумазый мужчина протиснулся боком и остался позади.

— Взрослой, — ухмыльнулся через плечо Каас.

Я не знала, куда он ведёт меня, но послушно брела следом.

Булыжный забор с одной стороны превратился в острый скальный рельеф. Дома напротив стояли так близко, что, казалось, протяни руку из решётчатого окна — и горный массив окажется под твоей ладонью. Стена слева перерезалась грязными дверьми, из которых доносились запахи домашней еды и разговоры жителей. Вывесок тут не было совсем, но из стен торчали фонари, ржавые, битые, непохожие друг на друга. Угрюмая, бесцветная, каменно-мертвая архитектура Кроуница без своего вечного тумана смотрелась голой. Картину оживляла только узкая полоска яркого неба, что то и дело прерывалась арками, перекинутыми над нашими головами.