Светлый фон
Все спали, когда, покинув дом, она направилась к конюшне. В простой сорочке, теперь не покидавшей ослабшего тела, окутанная покрывалом ночи, она, босая и хворая, брела по скошенной траве. Волосы растрепаны, под глазами синяки – от былого очарования, разве что воспоминания, однако я все равно ее желал. Да нет же: страшно, немыслимо, но теперь желание мое стало много сильнее прежнего. Это была болезнь, одержимость… моя тайная одержимость… немощную, чахнущую – я желал ее даже такую.

Она оседлала коня – своего любимого коня, к которому не приближалась третий месяц, и, покинув город, поскакала в поле… она скакала к скале. Ее намерения открылись мне в решающий момент: на удивленье резво соскочив на землю, она в тот же миг устремилась к обрыву…

Она оседлала коня – своего любимого коня, к которому не приближалась третий месяц, и, покинув город, поскакала в поле… она скакала к скале. Ее намерения открылись мне в решающий момент: на удивленье резво соскочив на землю, она в тот же миг устремилась к обрыву…

Мое сердце разорвалось, по горло затопило волной дичайшего страха. Только тогда я в полной мере осознал, что не могу позволить себе ее потерять, потерять к тому же, не сообщив, что присутствовал в ее жизни. Позволь уйти ей – умер бы тоже, потому как любил, безумно ее любил. Любовью крепкой, страстной, безудержной. Любовью, на которую не были способны ferus… и своей я рушил все каноны.

Мое сердце разорвалось, по горло затопило волной дичайшего страха. Только тогда я в полной мере осознал, что не могу позволить себе ее потерять, потерять к тому же, не сообщив, что присутствовал в ее жизни. Позволь уйти ей – умер бы тоже, потому как любил, безумно ее любил. Любовью крепкой, страстной, безудержной. Любовью, на которую не были способны ferus… и своей я рушил все каноны.

Она сделала шаг в пустоту – Она была в моих объятьях.

Она сделала шаг в пустоту – Она была в моих объятьях.

Больше я не думал: развернув к себе лицом, припал к пересохшим губам – лихорадочно, жадно, сердито, поскольку страх, не желая прощаться, продолжал владеть моим разумом и телом. Я понимал, что причинял ей боль, понимал, что был скор и резок, но протеста в ответ не встречал: она только плакала, тихо, беззвучно.

Больше я не думал: развернув к себе лицом, припал к пересохшим губам – лихорадочно, жадно, сердито, поскольку страх, не желая прощаться, продолжал владеть моим разумом и телом. Я понимал, что причинял ей боль, понимал, что был скор и резок, но протеста в ответ не встречал: она только плакала, тихо, беззвучно.